И сердце пело им ответом…
Но песня канула в ночи,
А ночь растаяла с рассветом.
«Гудит набат. Дрожат сполохи…»
Гудит набат. Дрожат сполохи.
Зловещи знаменья судьбы…
Но тишь в усадьбе: спят дубы,
Тая об ярком прошлом вздохи,
И сонный лебедь на пруде
Виденьем гибнущей эпохи
Белеет призрачно в воде.
I. «Была весна. Сиял апрель…»
Была весна. Сиял апрель,
Черемух снег цвел песней белой…
Любовь и счастье сердце пело,
Как беззаботный менестрель;
И средь друзей за шумным пиром
Был для души заздравный хмель
Волшебным жизни эликсиром.
II. «Была весна. Сиял апрель…»
Сентябрь подкрался, не спеша.
Нет ни цветов, ни грез за пиром;
Друзья ушли… В изгнаньи сиром
Пугливо слушает душа
В напеве ветра голос волчий,
И хмель последнего ковша —
Как дар из уксуса и желчи…
Сентябрь, 1929 года
«Обвил тяжелый мрак, как спрут…»
Обвил тяжелый мрак, как спрут;
Молчаньем полночь давит глухо,
И в ней тревожно ловит ухо
Неумолимый ход минут:
Удары ль сердца средь затишья
Шагами призрачно живут,
Иль въяве мучит поступь мышья?
«Мы глухи. Плоти ткань груба…»
Мы глухи. Плоти ткань груба —
В нас прежних жизней струны немы…
А сны — веков былых поэмы:
В них веет древняя судьба,
Как аромат в заветных винах,
Давно укрытых в погреба
В тяжелых каменных кувшинах.
Всю ночь мело. Бил ветер ставней
И жутко плакал у окна…
И, одинокая, без сна
Душа томилась болью давней,
Молясь всё ярче, всё страстней,
Чтоб эта вьюга замела в ней
И самый след минувших дней.
«Смущая мой покой домашний…»
Смущая мой покой домашний,
Мне в душу, в полный грез затон,
Вдруг уронил полночный звон
Стальные капли с древней башни:
Тревожный всплеск; бегут круги
И — тишь… Ушел мой день вчерашний,
И в вечность канули шаги.
I. «Весна, в напеве ароматном…»
Весна, в напеве ароматном,
Вся — юность жизни, вся — в цвету;
И сердце, чуя красоту,
В огне сгорает благодатном.
Хочу любить: ищу, зову —
И в обольщеньи многократном
Обманут снами наяву.
II. «Опять весна, и снегом белым…»
Опять весна, и снегом белым
Черемух спящий сад одет;
И соловьи, и полусвет,
И грезы, грезы — роем целым.
А ты, отысканная мной,
Встречаешь трепетом несмелым
Мой прорывающийся зной.
III. «Еще весна. Опять молочный…»
Еще весна. Опять молочный
Черемух наших ранний цвет,
Вновь белой ночи тихий свет
И соловей, наш друг полночный…
Мы вновь вдвоем. Но только ты —
Не прежний призрак непорочный,
А грех зовущей красоты.
IV. «Весна еще юней, победней…»
Весна еще юней, победней;
Черемух цвет — еще живей,
И ночь светлей. Но соловей
Тоскует в рощице соседней:
Он не поет у нас в саду,
И я один, весной последней,
Обманным клятвам счет веду.
Май, 1924 года
«Уносит нас храпящий конь…»
Уносит нас храпящий конь
В снега, в мороз, во тьму ночную,
Я трепет твой несмелый чую,
Я вижу глаз твоих огонь,
Я льну к тебе… Но в мехе шубы
Украдкой теплая ладонь
Отводит жаждущие губы.
«Когда душа в ненастный день…»
Когда душа в ненастный день
Коснеет в мертвенном застое, —
Вино нетленно-золотое
В звенящей чаре шумно вспень
И сердце светлым хмелем взбрызни
Он, как кресало о кремень,
В груди рассыплет искры жизни.
«В тиши — хаоса жуткий гул…»
В тиши — хаоса жуткий гул…
Зияет страшной бездной вечность…
Нет сна… Где светлая беспечность?
Где песни, ласки и разгул?
Солгала молодость-шалунья!
Нависла ночь… И мертвых скул
Усмешка в диске полнолунья.
«По крутизнам сходя к ущелью…»
Читать дальше