Евграф Жданко - Сочинения. Поэмы

Седой мужик тот как-то странно
Взглянул на нашего беднягу
(так смотрят все, когда нежданно,
к примеру, влезут в передрягу),
За грудь схватился, будто лихо
Там стало сердцу, и в косяк
Плечом упёршись, молвил тихо:
«Петь… Вась… Петруха… как же так…».

На фоне тех людских остатков,
Что сохранились здесь доныне,
Иван Ефимович Придатков
Был как цветок среди полыни
(в том смысле, что в среде подобных
был бесподобный экземпляр,
беззлобный голос в сонме злобных
или еврей в толпе татар).

Столь «беспросветных» доброхотов
К нам в мир нечасто посылают.
Но в пору смут, переворотов
И войн (кто пережил, те знают)
Всем распрощавшимся с надеждой
В пути встречается такой:
Снабдит и хлебом и одеждой,
А может, даст совет какой.

Приехав фельдшером кудрявым
С дипломом новеньким в кармане
(в тот самый год, когда лукавым
вторым был свергнут первый в клане),
Прижился Ваня понемногу
В совхозе «Ленинский закал»,
Осел, женился, слава богу,
Детишек справных нарожал.

Так и прошло неспешно время,
И нет уж прежнего задора,
И уж блестит на солнце темя,
И внуку в армию уж скоро,
И «Знак Почёта» есть в шкатулке,
И ставят школьникам в пример,
И домик свой стоит в проулке,
И сам Иван – пенсионер.

Всё так, но в дни, что послужили
Началом нашему рассказу,
Иван с Петром знакомы были,
Сошлись друг с другом как-то сразу:
Парням – за двадцать, неженаты,
И внешне оба – молодцы,
За год до этого – солдаты,
Теперь же – сельские спецы.

Работу делали прилично
И трезво, что немаловажно,
По вечерам же, как обычно,
Шли в клуб на танцы, эпатажно
Там не вели себя и к местным
Девчатам лазали тайком…
И каждый слыл и интересным,
И перспективным женихом.

Всё хорошо б, и жить бы стало
С годами, может, потеплее,
Судьба бы, может, подобрала
Расклад получше, посветлее,
Когда б близ хутора Кульчевский
Не приключилась раз беда:
Пропал Петруха Василевский,
Пропал без всякого следа!

• • • • • • • • • •

Не претендуя горделиво
На некий дар необъяснимый
(в наш век сенсаций, эксклюзива
всяк дар имеет, хоть бы мнимый),
Я всё же не без представленья
О многомерности миров…
Однако есть иные мненья
В иных мозгах иных голов.

Как передать мне, что бывает
В душе простого человека
(того, что в общем-то не знает
мудрёных слов, как «ипотека»,
живёт рутинным настоящим,
чей век похож на каждый день)
При встрече с фактом, уводящим
Привычный смысл со света в тень?..

• • • • • • • • • •

Они стояли и молчали,
Без слёз в глазах и сил для вздоха;
Пётр – в удручающей печали,
Ивану ж вовсе стало плохо;
Другой бы дёру дал от страха,
А Ване с сердцем-то его…
Промокла вмиг на нём рубаха,
И ноги что-то не того.

«Так ты живой, Петруха, что ли?..
А мы ведь было… сам подумай…
Везде… с багром… на суходоле…
Авдотья чуть… с тех пор угрюмой…
Да ты совсем не стар… похоже…
И никаких, считай, следов…».
«А ты Иван? Придатков? Кто же,
В конце концов, кто я таков!».

• • • • • • • • • •

Как только шок от потрясенья
Чуть поослаб, Иван, как баба,
Захлюпал носом, и сомненья
Его оставили, и «жаба»,
За грудь схватившая так с маху,
Дала ему вздохнуть слегка…
И грусть пришла на смену страху,
Растрогав сердце старика.

Как будто молодость вернулась,
Минуя прожитые годы,
Душа как будто окунулась
В давно унёсшиеся воды.
И что с того, что необычный
День нынче выдался такой?..
Вот – Петька, кореш закадычный,
Знакомый, нашенский, живой!

«Ну здравствуй, Петя! Ты откуда?
Глазам не верится, ей-богу!
Шёл в цех, и вот – такое чудо…
Я тут живу через дорогу;
Давай ко мне, мы это дело —
Как между близкими людьми!..
Ведь лет-то сколько пролетело!
Друзьями ж были, чёрт возьми!».

В ответ – ни звука, ни полслова,
Застыв подобно истукану,
Герой наш смотрит бестолково
В рот говорящему Ивану.
Нутро незримая подпруга
Свела – что впору помереть…
И на глазах былого друга
Пётр стал стремительно стареть.

Лицо одрябло, точно шарик
В конце рождественской недели;
Глаза потухли, как фонарик,
Чьи батарейки разом сели;
Пошли траншеями морщины
По лбу, у глаз и по щекам,
И две глубокие плешины
Легли на темя по бокам.