Ольга Горицкая - Камни и птицы

Сила, сокрытая в соснах, рябинах —
Тех, что и в бабках стройны,
Ветром и градом нещадно лупимых
Без мало-мальской вины —

И в беспокойной душе воспалится
Образ родной стороны —
Сёла за лесом, за листьями лица —
Все перед Богом равны

В общем терпенье своем неумелом,
С краткой улыбкой тепла…
Видишь, опять по зеленому белым
В мае зима провела.
Что еще будет, и было ли ране?
Вечно ответ не готов.
Не разобрать на небесном экране
Белые титры снегов.

Небо дождиком засветло вымылось.
Бойкий дрозд инспектирует жимолость.
Результатом довольный вполне,
Он не хочет оставить и мне.

Милость-жимолость, ягода сизая,
Словно каплями тучи нанизана
На мутовки курчавых ветвей
И горчит, как положено ей.

Милость-жимолость, весточка ранняя,
Что земля не забыла старания,
Отказать не решилась в добре
Неразумной своей детворе…

Там таволга дымит на берегу,
Костер крапивы ждет неосторожных
И саблю вынимает на бегу,
Щитом закрывшись, бравый подорожник —

Зеленые хранители страны,
Где чудеса доверчивы и кратки,
Но затвердили с детства, что должны
Явиться в установленном порядке:

И ландыша застывшая слеза,
И ворожей-ромашек злая убыль,
Смородины каленые глаза,
Малины заколдованные губы ль…

Говорю: «Водосбор, горицвет,
Медуница, анютины глазки…»
Ботанический мой кабинет
Словно весь из неписаной сказки.

Только исподволь глянь – филигрань
У любых захолустных дорожек:
Чистотел, луговая герань,
Колокольчик, мышиный горошек…

Вновь заставой стоят у реки,
Поднимая фамильные стяги,
Войску мусорных куч вопреки
Кавалеры любви и отваги.

И со взрывчатой связкой семян
Подползает под днища машинам
Безымянный герой-партизан —
Лютик, пижма, горошек мышиный…

Мы сбудемся в буйном июле,
Смешные запреты поправ.
Там земли в отважном загуле,
В объятьях нечесаных трав.

Там воду отыщут колодцы,
Там небо назначит жару,
И даже шипом уколоться —
Малиновым – будет к добру.

Там птицами песни летают
От нас – птицеловов – вдали
И воздух упрямый глотают,
В котором грозу развели.

Мы впишемся в праздник. А если
Родимый какой обормот
Припомнит, когда мы исчезли,
То кроме – никто не поймёт…

Дыханье листвы и броженье
Живительной влаги в стволе
Итожатся. Преображенье
Светает на грешной земле.

Тумана всевластная манна
Не застит воинственно глаз.
Все явственно, все осиянно,
Все яблочно.
Яблочный Спас.

Постоим в тишине сентября,
На краю просветлевшего поля.
Бог подумал о детях, творя
Золотые минуты покоя.

Ты не смог бы заметить вчера,
Суетою сует озабочен,
Что листва по-цыгански пестра,
А у неба славянские очи,

И что, плавясь, стекает в костер
И возносится к облаку снова
Простодушный уральский простор —
Тальниковый, песчаный, сосновый…

Окно выходит в осень и во двор
И снова возвращается – к разбегу,
К раскату дня, но разнится повтор —
Сейчас – по дождику, потом – по снегу.

Расправив створки, взмоет в пустоту
С дверной струной и шорохом мышиным
Листвы – и не сболтнет начистоту,
Куда летит и по каким причинам.

Не потому ли нам во снах темна
Земная ночь и дважды одинока —
За вычетом гулящего окна,
По сути, дополнительного ока…

Пестрый свод сентября протек,
И рябины промок платок,
И в окно просочилась грусть,
Что усвоена наизусть.

И склевал облепиху дрозд,
И не жжется последний мост:
Слишком влага кругом сильна,
И моста ль, вообще, вина,

То, что к минусу клонит плюс,
Трудно жизнь намотать на ус —
Ус, которого не завел
Наш, как Русь, непонятный пол?