Включил музон… Скрипичный альт
На ноте фа косил жестоко,
Пока в форшлаге не угас.
Гундосила труба с востока,
Шмурыгал южный маракас…
Сипел колоратурный тенор,
Давясь протяжною мацой;
Басы толклись, скребясь об стены;
Вивальди, Брюкнер, Вагнер, Цой
В далёких медленных могилах
Вращались против часовой…
Нет! Часовой не против! С пылом
Он выключает плеер свой,
Кидает гаджет сей с обрыва,
И думает: «вот гад же тот,
Кто не употребляет пиво,
Махорку, героин, пейот,
Лакрицу, хрен и гуттаперчу,
Рамен и вздрыжную хурму!
Наш мозг извилисто исчерчен!» —
Так думал мцырь, вдыхая тьму;
Немало дырчатых молекул
Колбасились за просто так
Вдоль атмосферы, век от веку —
Бездумный дырчатый бардак!
Так мыслил мцырь в отпетой грусти.
Но не один нам важен он.
Для подтвержденья взор опустим
Мы в заболоченный каньон…
Во тот же час в низине вздрыжной
Стоял на стрёме мцырь другой.
Притом беспочвенно, сквалыжно
Топтал подошвенной ногой
Трясину зыбкого болота,
На коем значился сей пост —
Пятой захлюпывая что-то,
Был этот мцырь совсем не прост!
И вот: упавший сверху гаджет
С визжаньем погрузился в мох…
Подумал мцырь: «Тогда, а как же
Тому, кто никогда не лох?
Кому же??!?! Потому что гад же
Лишь тот же, кто хурмы не жрёт,
С лакрицею… Он бесноват же!
Опять же, героин, пейот,
Махорка, хрен да гуттаперча
В меню должны быть… А не то
Случатся оползни и смерчи.
И, кстати, пиво! Он же кто?!?
Он гад же!» – вот в таком-то русле
Внизу задумывался мцырь.
Меж тем кальмар ли, птах ли, гнус ли,
Топорщатый ли нетопырь —
Протяжно взвился из болота,
Разбуженный визжаньем мха!
Он скрежетал в полёте что-то —
Увы, мохрявая труха
Гасила волны звуковые —
(о световых же не идёт
и речи) … Плечи, шею выя
Извилисто наплыл – и вот
В безмозглой тьме смердячим татем
Обрушился он на мцыря!
«Нельзя же так же вот летать им!» —
Подумал мцырь, сгибаясь зря…
Его шершавая трясина
Сглотнула сразу навсегда:
Ни чепрака, ни мокассина,
Ни керосина, ни следа…
Он был не прост – но и не сложен,
Ушёл в небытие плашмя,
Не оголив катар из ножен,
Рельеф гашетки не нажмя…
А между тем ущельем выше
До этого рекомый мцырь
Последний всхлюп его услышал,
Горой размножествлённый вширь,
Каньоном загнутый за крайность
В каскаде эх, шептаний, слов —
Реликтом отлетевшей тайны,
Как неуловленный улов…
Помыслил мцырь: «Вот символ смысла!
Вот иллюстрация всему!
Что жизнь? Она как коромысло —
Сойдёт в безнравственную тьму!
Весь этот всхлюп неясен, странен
Настолько – будто самый рок
Нам, заблудившимся в буране,
Настырно шепчет: Нет дорог!
Нет истин, смыслов, правил, денег!
Природа убивает всех!
Как обоюдоострый веник
(звучит злодейский страшный смех).
Я понял! Жизнь моя – убога,
Как скрип двери в чужом дому.
Пуста, беспочвенна дорога.
Мой каждый шаг – залог сему!»
И с тем шагнув вперёд во пропасть,
Наш мцырь низвергнулся в неё!
Как обезвинченная лопасть,
Как обронённое копьё,
Он канул вниз, во зыбь трясины —
И в миг один исчезнул в ней
Со скрипом кожистой резины,
С утробным чавканьем слюней…
Вот так, внезапностью захвачен,
Дозор лишился двух мцырей!
Мы тщимся всё переиначить —
Судьба ж коварней и хитрей!
В ту ночь враги, пройдя тесниной,
Напали вздрыжною ордой
На гору, реку и долину,
На сенокос и сухостой.
Они зохавали деревни,
Где жили мирные мцыри.
Погиб народ с культурой древней
До наступления зари!
Ведь так и мы: живём некстати,
Смятённо теплимся во тьме,
А между тем зенитный катер
Плывёт по мраморной волне!
Он уплывает вдаль понуро,
Весь необломанный такой —
Он ищет лома? дрели? бура?
Как будто в буре есть покой!
Так называлось стишатое творение одного русско-американского писателя. Дадад, о каком-то пиздострадальце в аду. Я его немного улучшил. В том ключе, как вёл бы себя мой герой. Потому что читать оригинал про пиздострадальца невыносимо – эти растёртые сопли с лимоном, рифмы типа «рванулась-завернулась» и прочий «восторг в растущем зуде»… Так что – ремикс, заценивайте.
Я умер. Яворы и ставни
Топорщил продувной Эол.
И фавны шли, и в каждом фавне
Влачился галоперидол —
Он плыл по синапсам и жилам,
Проламываясь сквозь мозги.
Ему сподвижием служила
Психоактивной мелюзги
Толпа… Но мне-то что? Я умер.
Нудел одногогосый зуммер:
«Не расслабляться! Ты в аду!»
Вот, да! По улице иду.
В дверях под мышкою, сверкая
Речною лилией в кудрях,
Стояла девочка нагая
Себя оттрахать предлагая —
Мне это было не в напряг:
Стройна, как женщина, и нежно
Вполне оформлена промежно,
Что важно – даже без ночнушки!
Цвели сосцы, цвели веснушки
Весну земного бытия,
Немедленно припомнил я,
Когда из-за прибрежной клюквы
Нещадно проступали буквы
А также прочая ботва…
Пятьюжды восемь, трижды два —
Я произнёс пароль экспромтный
И в дверь девчонку затолкал.
Она нахмурилась: «О чём ты?»
Но, без шаблонов и лекал,
Я ухмыльнулся очень нежно
И дальше впёрся. В глубине
(что сразу приглянулось мне)
Висел пейзаж «Квадрат кромешный»
И натюрморт системы «Ню»
(хотя, возможно, я гоню).
Был греческий диван мохнатый,
Вино на столике, гранаты,
Нерасчехлённый миномёт
И пара-тройка томогавков.
Какой-то дог протяжно гавкал,
Точнее, это мявкал кот…
Итак – сказал я – буду краток.
Такой сулю тебе порядок:
Двумя холодными перстами
По-детски взять меня за пламя,
Тебя – за вымя в это время
(ну, ты определённо в теме)
Я буду помацать горазд…
Короче, затусуем враз!
Без принужденья, без усилья,
Так, с медленностью озорной;
А хочешь, грудь тебе намылю?
Ты хрен соскучишься со мной!
Тебе я вмиг зажарю кнедлик,
Расчищу почту за два дня;
Мы будем трахаться немедля!
Точней, не сразу… А, фигня!
Я научу глаголу «Ня!»
Тебя и подопечных кошек
(Тащи их всех! Не возражать!)
Мы всех в округе огорошим,
Я разучу тебя рожать,
Подзалетать и рвать гондоны!
Наш новый лозунг – онанизм!
Ты оттопыришься со стоном,
Как перископ, лишённый призм,
Как след латунного трамвая
В морковно-зыбкой борозде…
Ты получаешь всё, давая —
Но смысл игры-то где?.. Да – где?
Не дай себя осыпать пылью!
Ну ладно, всё! Не стой стеной —
Раздвинь, будь ласкова, как крылья,
Свои коленки предо мной —
Такую речь держал я гордо,
Точней, пихал в неё лапшой.
Приятная у девки морда,
И рот достаточно большой…
Был обольстителен и весел
Лик, запрокинувшийся вбок;
Красотку я телесно взвесил:
Полцентнера. Толста чуток.
Пять футов роста, дюйм впридачу —
«Худей до сорока шести.
Дай, маркером я обозначу
Проблемные места… Прости.
Я не хотел тебя обидеть,
Я даже думал отыметь…
Да нет, вполне приятно видеть!
Заткнись уже. Хорош бухтеть!
Давай, сейчас ударом чресел —
Да, яростым! Удар – и го-ол!
Возможно, я неточно взвесил…
Зачем я вообще пришёл?
Короче. Всё. Кончай мудянку.
Вот так-то лучше… Ну, давай!
У нас есть мазь для дула танка.
А может, нет… Представь трамвай!
Фрейдистский символ (знаешь это?) —
Когда въезжает он в туннель…
Я рад, что ты вполне раздета.
Надеть тебя – вот наша цель!
Прицелимся… Вот так, наощупь,
Движенье – всё! Ну – всё, вперёд!
Я мню тебя приятно тощей;
Тебя, я вижу, тоже прёт?»
Змеёй скользит змея в сосуде
Как углеродный композит…
Ужель восторг в растущем зуде?
Неописуемо? Сквозит?
Каков он? Толст, тщедушен, тонок?
Коряв, мохряв и ноздреват?
От барабанных перепонок
До пары сотен киловатт?
Да, это он! Растущий, вроде.
Зудит восторг! Ползут кроты!
Мы перманентно колобродим
В восторге рослой зудоты!
Восторг зудяще начинает
Неописуемо сквозить.
Нам точно хочется вонзить —
Но наша тактика иная:
Пускай зудит, ещё есть время
Порассуждать о зудоте.
Мы бережём коварно семя —
Да, времена ещё не те!
Как вдруг! Она легко рванулась
Продравшись плевой в глубину…
Я в простынях нашёл манула,
И хмуро произнёс «Да ну…»
Манул – какая в этом мана?
Зачем он здесь?!? И на фига?
Он появился слишком рано…
Его натравим на врага
Иль (как бобра) на ножку стула?
Но позже
Вдруг
Нас
Завернуло
В непреднамеренность взлетая —
Ништяк стоял, как два сарая,
Когда посыпались из рая
Предметы, вещи, вещества,
Пятьюжды восемь, трижды два —
Вот переход в грядущий левел!
Вот выход в город! Дверца – в плеве!
Прокол, краеугольный транс,
Преображение пространств,
Манулий тракт и проблеск лисий —
У нас ещё немало миссий,
Их просто будет до хрена —
С веществ спадает пелена
Природа двойственна, как дышло…
Я говорю: «Прости, так вышло.
Прощай. Ну ладно, я пойду!»
Читать дальше