Мамка чаду говорила:
Не гляди на это рыло!
Меж собой гудят бояре —
Не уважил государя!
А боярыни судачат —
Што за шут, который плачет?
Все согласны: худ и плох
Этот мрачный скоморох.
Проходили оборванцы,
Мужики и голодранцы.
Головами повертели.
Было им не до веселья.
Бирючи их отогнали,
Малость им бока намяли.
То-то смеху! Что за вздох?
Это – мрачный скоморох…
– Портит праздник нам, паскуда!
– Ну-ка, ты, пошёл отсюда!
– Людям надобна услада!
– А таких, как ты – не надо!
…И пошёл по белу свету.
Горя – воз, а слова – нету.
Видно, в самом деле, плох
Этот мрачный скоморох.
К моим привычкам всяк уже привык.
Со мной, как с неизбежностью, смирились.
Лишь чужестранец, или же шутник,
Своим вниманьем мне окажут милость.
И горожанам, жаждущим иметь,
Уж примелькалась нищенская бочка.
Ведь должен кто-то и не разуметь,
Что есть благополучия цветочки.
Я достопримечательностью стал.
Судачат обо мне дворцы и рынки,
То возведут меня на пьедестал,
То вышвырнут в отхожую корзинку.
Толпа мельтешит в скудной суете —
Аристократы, шлюхи и калеки,
А я иду, как будто в пустоте,
Бреду, разыскивая человека.
Эх, где же он? Когда же он придёт?
Ношу своё с собой. Тут видел – из ладошек,
Над родником склонившись, мальчик пьёт —
И выбросил ненужным ставший ковшик.
Заглянет друг, мой давний, добрый друг,
Мол, жить меж свалкою и пустырём негоже.
– Дели со мною пищу, кров, досуг,
Нам откровенья мудрости умножа.
Что от людей себя отъединять,
Свои таланты в землю зарывая?
– Благодарю, мне нечем вам отдать,
Я знаю лишь, что ничего не знаю…
Восход луны шакалы возвестят.
И женщина придёт полуукрадкой,
Полой химатиона шелестя,
Распространяя миро запах сладкий.
– Ты одинок и одинока я.
Приди и будь в моём дому хозяин.
Фальшивят лицемерные друзья,
Ты им лишь для потехи обезьяна.
А я тебя заботой окружу.
Тебя умыть – и ты вполне пригожий.
Не так уж ты и стар, как погляжу.
Пойдём, я приготовлю баню, ложе…
Что отвечать? Тихонько улыбнусь.
Уйдёт, сандалями стуча сердито…
Один останусь. Можно и всплакнуть,
И посмеяться, и уснуть забытым.
…А нынче вот пришёл из дальних стран
Бездельник-царь с ордой победоносной.
И донесли – мол, есть такой болван,
Ну, комик, прям, а бочка – что подмостки.
Подходит – крепкомясый, молодой,
Одет роскошно, взгляд неукротимый,
Мир попирающий своей пятой,
И города пускающий по дыму.
И вроде, не дурак. А говорит
– Что сделать для тебя, философ нищих?
Взять ко двору? Казною одарить?
Распорядиться, чтоб давали пищу?
Он – там стоит. Я – здесь сижу, в тени
Толпы его приспешников мордастых.
– Здесь много тени, – говорю, – взгляни
И отойди, мне солнышка не засти.
Притча о человеке, носившем дверь
Кто с ношею бредёт. Кто бродит налегке.
Кому-то цель близка. Другому – вдалеке.
Тот – близкий всем сосед. А тот – из дальних мест.
Кто тащит свой кошель. А кто несёт свой крест.
А у того изба сгорела вся до тла
Повымерла семья, и плохи все дела.
И на спину взвалив, таскает он теперь
Последний странный скарб – обугленную дверь.
Не с тем, чтобы иметь себе нехитрый кров
От солнца и дождей, от снега и ветров.
Не потому, что ей какая-то цена.
Не оттого, что связь с пережитым она.
Совсем не потому, что больше ничего
В сиротстве поздних дней не будет у него.
Совсем не оттого, совсем не потому
Разматывает он дороженьки тесьму.
Идёт, склонив главу, как будто бы винясь.
Томит нескладный груз, и затекла спина.
И нету больше сил – хоть тут и помирай.
Но белый свет широк. И есть ли свету край?
И топают ступни, усталостью пыля.
А мимо – города, посёлки и поля,
Запретных черт и тем надуманная блажь,
Кинотеатров бред и мудрость распродаж,
Содомная толпа у парков и пивных,
Никчемных пустошей бесплодно чахлый стих…
И гогот из других, устроенных дверей:
– Куда он прёт её? Ну, что за дуралей!
А добрый человек, попутчик или друг
Промолвит: – Чай, устал? Давай-ка помогу!
Но отвернув лицо, закрытое слезам,
Он выдавит в ответ: – Да нет, я должен сам…
Тот малость помолчит, в сочувствии сробев,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Читать дальше