Александр Волог - ДАР. Поэтическая фантастика

И – крик. И – поднятая тяжесть жезла.
И хруст черепков. И молчанье. И мгла.

Ударился ветер в наветренный борт,
И ближе стал Бог, чем ближайший порт.
А с борта другого, кусая прибой,
Оскалились скалы голодных зубов.
Я знал: до убежища не дотяну,
И якорь спасения бросил ко дну.
Нагнулися мачты, гудят русленя,
Но якорь спасения держит меня.
Он прочно схватился за крепкое дно,
И цепью мы связаны с ним заодно.
Меня и швыряет, и треплет, и бьёт —
Но держится цепь, и надежда живёт.
…Уходят на запад и ветер, и гром.
Спасибо, мой якорь, окончился шторм!
Далёкого плаванья слышится зов,
Звучит обещанье других берегов.
Довольно, довольно на привязи быть!
Но якорь не хочет со дна выходить.
Он держит порыв мой… Я цепь расклепал,
И с криком конец её в воду упал.
О, парус желанья! О, память-струя!
И снова – движенье, и море, и я!
Одно лишь тревожит – а если опять
И буря, и скалы, и негде пристать?

Я – якорь. Я лёг на коралловый риф,
Вонзил свои лапы, за дно зацепив.
Пусть цепью тащило меня и рвало,
Но я заклинился, порывам назло.
Я крепко держался, и он был спасён.
Я выполнил предназначенье своё.
…Но как же прекрасны – глубин тишина,
Кораллов причудливая белизна,
В объятиях рифа надёжный покой
И пёстрые стайки уютных мальков!
Но что же ослабла падучая цепь?
И где ж мой корабль – у неё на конце?
Куда ты спасённый? Чего нам искать?
…Я – якорь ненужный. Я брошен лежать.
Я тихо ржавею на медленном дне
В лазурной прозрачности влажном огне.
Дана мне спокойная воля моя.
Но что я такое – без корабля?

Стою.
Не двинуться.
Не избежать.
Стою, где сотворением поставлен.
Ложится, недоверием дрожа,
От воли ветра утыкаясь в камень
Моих плечей.
Укройся. Всё равно.
Пушинкой более, пушинкой меньше.
Велик ли груз – летучее зерно?
Коптилка жизни, не велик подсвешник?
Засохнет, думал.
Нет, забилось в щель,
Где с вёсен притаилась капля влаги.
Растроганно набухло.
Вдруг – зачем? —
Проклюнулось. Полезло к свету – глазом
взглянуть:
как там?
Зачахнет, пищи нет.
Скала сплошная, монолит зовётся.
Однакоже буравится во мне
И корешком тонюсеньким скребётся.
Смешно! Ну, можно чуть подуступить,
Из минералов даже воду выжать.
Давай уж, коль взялось, так и расти!
Конечно, я не почва.
Трудно выжить.

Вздремнул немного, тридцать – сорок лет?
И не скажу – считать такую мелочь!
Мир – тот же. Тот же климат. Звёздный свет.
Всё тот же час на циферблате —
вечность.
Но что там заворочалось сейчас,
Внутри меня, всё в недра забираясь?
Никак она? Ну, да – моя сосна.
Однако ж вымахала ты, родная!
Добро бы, если б лезла в высоту —
Такая уж у вас, дерев, планета —
царапай небо, рви ошмётки туч
колючепёрыми крылами веток!
Но эти корни в глубине меня…
У той,
что только капельку просила,
Когда была не дерево – фигня,
Какая разрушительная сила!
Взялась! Сжимает, лезет, и крошит,
И клинья трещин загоняет в тело…
Послушай, ты!
Ведь я же монолит!
Ты понимаешь хоть, что ты наделала?

Не понимает…
Медлен мой язык.
Секунды слов моих – десятилетья
Её работы – суеты живых…
Уже в расщелинах гуляет ветер.
Уже вода протачивает путь
В глубокие дырявые глазницы.
Песок летучий выщербил мне грудь,
Во впадинах плечей гнездятся птицы.
Я трескаюсь от солнечных лучей,
И замерзанье льда крушит мне рёбра.
В кавернах недр,
в провальной черноте
Гниенье глины началось недобро.
Ну, что ж!
Готовьте на поминки снедь.
Как мохом обрастаю я кручиной.
И горько мне, и неохота мне
Сказать,
что ты тому первопричина.
О, дерево, взлетающее ввысь!
Не попрекай меня, что слишком сух я.
Расти.
Безумствуй в небе.
Берегись!
Твоя опора
очень скоро
рухнет.