Георгий Моверман: Прощай, сестрица Кострома. Избранные стихи и рассказы

Хитра ты, пуля-дура, на излёте…
Как рана моя рваная саднит!
Да вы уж, мама, казака не ждёте?
А он ведь не в земле сырой лежит.

Умел сплеча рубить я шашкой острой,
Упругую, как ветер наш, лозу.
А как меня любили братья, сёстры,
Да та, что проводила на базу!

Купили вы с отцом по деньгам справу,
Коня трёхлетку, пику да седло,
Благословили биться за державу,
Живым вернуться ворогам назло.

В полку я пластовал других не хуже,
Без страха и без дурости лихой.
Хоть исть порой случалось и не дюже,
Но был всегда накормлен братка-конь.

Да только, батя, вороги сменились:
Покруче будут – стал змеючим враг.
Станичные на классы поделились,
А я, смекнув, червонный стал казак.

И бой-тот был – не бой, а стычки вроде.
Бил пулемёт, мы стали отходить,
Но пуля-дура сдуру-то находит
Не тех, кого бы надо находить.

Ребята дотащили до окопов,
И фельдшер, слава Богу, рядом был…
Не то, чтоб я в чужой земле закопан,
И крест корявый на морозе стыл.

Спаси тебя Христос, курчавый лекарь!
Гостинца, коли буду жив, свезу.
Да только, мама, стал ваш сын калекой,
Как буду управляться на базу?

Ох, часто, мама, в жар меня бросает,
И в холод, будто по степу зимой…
А кто ж у нас в станице комиссарит?
Неужто Пантелей, приятель мой?

Уж лют Пантюха был, и офицеров
Отправил столько Богу на поклон!
Да вот остался нечета мне – целым,
Сидит при власти точно фон-барон.

Мне весточку, родные, отпишите,
Я знать хочу, как там у вас в дому,
И чтоб малой Мишанька, проследите,
Кинжалу не касался моему.

Ну вот и всё, папаня и маманя,
Такие вот у сына-то дела.
Ведь пуля-дура знает кого ранить,
Летит себе свинцовая пчела…

Лоза на море вид не портит,
Сырой террасы пол дощат.
Лука Шувалия из Поти
Смакует кофе натощак.

Неярки дней его охвостья:
Была страна, была жена…
В Рустави сын, а дочка в Хосте.
За русским замужем она.

Базарный крик портовых чаек
Привычен и не режет слух.
Ничто под кофе не печалит
Луку, быть может, пара мух,

Жужжащих нудно, деловито —
Электробритвой «Агидель»…
Была, была электробритва,
И он ей брился через день.

Он вспоминает, как светило
Над Поти солнце. Из Москвы
Являлись женщины, щетина
Их не пугала. До поры.

Подарки потийского лета
сегодня в памяти живут.
А было ль всё хмельное это?
Над Поти осень, листья жгут.

В душе Луки конец сезона:
Спокойный космос доброты.
Заряд его заложен, взорван,
И грунт взметнувшийся остыл.

Длинна, уныла в Поти осень,
С зимой тоскливой года треть.
Лука пьёт кофе, он же Овен,
А Овнам долго не стареть.

Солдаты Пирра водружают знамя,
Ликуют штаб, обоз и лазарет:
Победа есть, была и будет с нами,
Одна, и две, и тысяча побед!

Ура! Кричат язык, глаза и ноги,
Виват царю! Хрипят обрывки тел.
Мы победили тех – их, в сущности, немного —
Кто сомневался, блеял и гундел.

Кто интеллектил, спорил и софистил,
Веселье дней припудривал тоской,
Пасьянсы кто раскладывал из чисел,
Кто просто был не «этот», а «другой»…

Кого панически трясло от слова «наше»,
Кого корёжило от слова «большинство»,
И крик «ура» бессмыслен был и страшен…
Кто не умел сказать могучее «чаво?».

Пиджак перхотный, вялый клин бородки,
Ехидство каверзных, заумных инвектив…
Как здорово, что век такой короткий,
Всем умникам намерял Коллектив!

Великий Пирр, веди «своих» к победам,
Тащи за шкирку, в зад пинай ногой,
Дай крови «не своих» чуток отведать,
А дальше мы уж сами…
всех в огонь!

«Пора, мой друг, пора!
На исповедь, как водится…
Казнить раба пера
не каждый день приходится.

Шагай, мой друг, шагай
пошибче, время дорого!
…Да, я стихи слагал,
Борясь со словом-ворогом.

Искал, искал, искал
Игру, что в слове кроется.
Нашедши, не вздыхал,
Что смысл с формой борется.

Был весел и хитёр,
Изображая мужество.
Глаза свои не тёр,
Сбирая слезы в лужицу.