Array Сборник - Шаг навстречу читателям. Хрестоматия участников Московской международной книжной выставки-ярмарки 2019

Не сумев сдержать слёзы, Михаэль стоял на коленях у тела Бины, пока до него дошло, что оставаться в подъезде нельзя. Он выскочил на улицу, где смерть гонялась за каждым и нужно было особое искусство или везение, чтобы её перехитрить. Пока он находился в подъезде, остатки полка отошли, и, возможно, уже не одна, а несколько улиц отделяли его от своих.

Оглянувшись по сторонам и ничего опасного не заметив, Михаэль побежал в сторону центра. Он не смотрел вокруг и не оглядывался, прислушиваясь только к недалёким отзвукам боя, когда почувствовал, что какой-то молоток с размаху ударил его по левому плечу. Не понимая, откуда взялся молоток, Михаэль побежал дальше, удивляясь тому, что бежать становится труднее, и только когда тёплая липкая жидкость потекла по груди и по руке, он понял, что ранен. Стремясь лишь к тому, чтобы добраться до своих, Михаэль не заметил, что кто-то гонится за ним, а когда почувствовал, что его настигают, решил, что это тот, кто его подстрелил. Но почему этот человек старается догнать и схватить? И немец ли он? Немец давно бы его убил. Значит, эстонец! И живым его хочет взять, чтобы подвергнуть пыткам и мучительной смерти. Михаэль слышал о том, как поступают эстонские национал-патриоты с захваченными красноармейцами и матросами. Он попытался ускорить бег, но непослушные ноги подгибались, кружилась голова, и Михаэль не сразу понял, что теряет сознание. Он ещё успел ощутить, как руки «эстонца» обхватили его тело и потащили куда-то.

Глаза он открыл в каком-то дворе, где стонали и кричали раненые, и сновали люди в забрызганных кровью белых халатах. Над головой чернело задымлённое небо. Кто-то склонился над ним.

– Живой, салажонок?

Михаэль вспомнил, что его схватил и потащил куда-то какой-то эстонец. Но почему эстонец говорит по-русски?

– Так бежал, землячок, что мимо нас проскакал. Кричали тебе, но куда там! Не догнать бы мне тебя, если б ты не отключился.

Только теперь сквозь всё ещё застилавший глаза красно-серый туман Михаэль разглядел говорившего. Он попытался привстать, но Алексей вернул его на место.

– Лежи, лежи! Ну, а мне оставаться с тобой недосуг. На эсминец возвращают: уходим из Таллина. И вас, раненых, скоро на берег доставят. Ну, бывай, салажонок! Может, ещё свидимся. А дружок-то где?

– Погиб, – с трудом разлепил губы Михаэль.

Матрос снял бескозырку и уже на бегу, обернувшись, прокричал:

– Доктор говорит: рана не опасная!

На самом деле доктор ничего такого не говорил. Ни один доктор вообще не осматривал Михаэля. Таких раненых в ожидании операции во дворе госпиталя скопились сотни, хотя операционный стол работал, как конвейер. Рука Михаэля была обмотана куском тельняшки, которую использовал Алексей, чтобы остановить кровь. И плечо, в котором сидела пуля, с каждой минутой болело сильнее, и всё меньше оставалось сил, чтобы терпеть эту боль. Михаэль то и дело терял сознание, но в редкие минуты просветления перед ним стоял Алексей, хотя моряка давно уже не было во дворе. Этот парень дважды спас ему жизнь, рискуя своей. За что, за какие заслуги? И чем он может отблагодарить? Встретятся ли они ещё? В очередной раз потеряв сознание, Михаэль очнулся в операционной. Спирт обжёг ему нёбо, и тусклый, усталый голос хирурга произнёс:

– Терпи, мужик. Нет у меня наркоза.

И продолжил, обращаясь к кому-то рядом:

– Привяжи его, Степаныч!

О близкой эвакуации госпиталя Алексей сказал не только для того, чтобы успокоить Михаэля. Он и сам не мог себе представить, что гарнизон и раненых оставят на берегу. Но судьба Михаэля решалась не только в госпитальном дворе. И уже глубокой ночью, когда у одного из причалов Михаэль, скрипя зубами от боли, вместе с другими ранеными под обстрелом ожидал погрузки на судно, начальник Особого отдела Балтийского флота бригадный комиссар Гусев, просматривавший на своём столе документы прежде чем эвакуироваться на крейсер, с раздражением отбросил в сторону непонятно как попавший к нему рапорт старшего политрука Гущина.

– Что это? – еле сдерживаясь, спросил он у стоявшего навытяжку лейтенанта. – Почему это должно быть на моём столе? Вы что, не знаете, что в таких случаях делать?

– У нас нет возможности проверить… – начал оправдываться лейтенант.

– Да какая сейчас проверка! – заорал Гусев. – Тебе что, лейтенант, неизвестен приказ?! Все ненадёжные элементы должны быть немедленно ликвидированы! Рассказать, как это делается, или сам справишься?! – Гусев снова взглянул на отброшенный в сторону листок, пробежав глазами фамилию, и, уже успокаиваясь, продолжал: – Гольдштейн Михаэль. Ну что? Фамилия немецкая, имя тоже. Немец среди латышей, что здесь удивительного? – Тут комиссар неожиданно вспомнил, что перед войной прибалтийские немцы репатриировались в Германию. – А если даже не немец, какая разница? Не видели мы разве в Эстонии, как прибалты немцев поддерживают? Короче, лейтенант, действуй! Времени у тебя почти ноль. Об исполнении доложишь лично.