Замедлилось кино и встало наконец,
И рваный край окна, и света луч не ровный,
И тихая вода без кровяных телец,
Без мартовских запруд – разбухших снежных тромбов.
Чай травяной остыл, душица и чабрец,
Рондо родных дробей и пионерских горнов,
Все стихло, улеглось. И кто теперь малец
Что на холме замерз, а не бежит проворно.
Без веток ствол в воде, пляж ледяной без тел,
На маленьком пеньке одна замерзла ляля.
Дружина ждет гонца, но нет меня нигде.
Я прописи забыл, и больше не гуляю.
Задумчивость сморгну и отдышусь когда,
И взглядом обведу рассеянно округу,
По насыпи какой к посадке в два ряда
Разросшихся берез сбежать мне хватит духу.
Как из морских глубин, боль выйдет из меня,
Как земноводный зверь, из волн шагнет на сушу.
Какою долготой измерю радость дня,
Улыбкою какой родную встречу душу.
Богатством поделись теперь со мной скорей —
Медальками осин, погонами без лычек,
Значками гто, как днями без скорбей,
Священный скарабей в коробке из-под спичек.
Со мной пейзаж осенний, деревенский,
Неровный трепет блеклой занавески,
Собачий лай, без отзвука вопрос.
Велосипед крапивою зарос.
Студенты на турбазе «Клен» допели.
Со мною дед в рубашке из фланели,
Мы оба возвращаемся домой.
Отец на фотографии другой
Рассматривает чертежи из папки.
На сенокосе задремали бабки.
Класс на линейке. За столом семья.
Улыбчивый, угрюмый, грустный я.
Все лето околачиваю груши.
Такой, как есть, я никому не нужен.
Застыл на склоне, – Так стоять? – спросил
На фоне облетающих осин.
Меня разбудит лай собак,
Тяжелой ветки треск.
И будет серебриться, как
В формальдегиде, лес.
И будет мне луна бельмом
Над пустырем светить,
Когда я выйду из депо,
Присяду покурить.
Дымок клубиться не спеша,
Порхает мошкара.
В футбол гоняет малышня,
Давно домой пора.
Они дурачатся одни,
Не прекращают бег.
Меня почти что все они
Переживут на век.
Чтоб сумерек продлился миг,
Исчезли берега.
Чтоб вспомнил кто-нибудь из них
С цигаркой старика.
Как он сутулился, дымил,
Хватая воздух ртом,
Как сам с собою говорил,
Чтоб все забыть потом.
Добавят подворотне детским почерком
Написанные формулы уют.
Из арки поползет за рыбой очередь,
И хвост над головами понесут.
То отраженье неба, то растение
И комната – комод, ковер, кровать.
Истерика в конторе – бухгалтерия
Напутала со сроками опять.
За шторами людей не видно с улицы.
Там кто-то мерзнет, дует в кулачок,
Там пишет детским почерком, сутулится
Над пухлым кондуитом старичок.
Дождется каждый немощи и помощи,
Товарищей сочувствия, тепла,
Чтоб побрести с горбушею в оберточной
Бумаге вдоль витринного стекла.
«Мать одна воспитывает сына…»
Мать одна воспитывает сына.
На работе нервы и рутина,
Зависть баб, начальница без мозга.
Дома раздражительность подростка.
Долго ничего не происходит…
Любит, одевает по погоде.
Что еще? – не плачет, что без мужа.
Тянет, у других бывает хуже.
Балует себя какао чашкой,
Кексом, сигаретною затяжкой.
В выходные стирка и уборка.
Нудные беседы, все без толка.
Мальчик вырос, привыкает к телу
Своему, по делу и без дела
Комплексует – слишком много знает,
Чтоб себя не выдать – уступает.
Ночью оба вспоминают отпуск,
Лето, из усадьбы бывшей корпус,
Сад заросший топчут постояльцы,
До отбоя на веранде танцы.
Помнит он песчаный берег плеса,
От бретельки нежный след белесый —
Девочку на пляже с модной стрижкой.
Помнит мамы глупую интрижку.
Жаль, что не становится моложе, —
Думает о маме мальчик… Может
Быть когда-нибудь еще поедем —
Следующим летом, вряд ли этим.
Храним тепло под одеялами,
Глубины – подо льдом реки. —
Таким должно быть идеальное,
Или каким-нибудь другим.
Чтоб сталинку учил величеству
Сугроб замерзшего куста,
Чтоб гипсом в туфе вулканическом
Вдруг заполнялась пустота.
Тьма ночи прирастает кельями,
Густой рассадой – огород.
Обои в детской переклеили
На дачу вывезли комод.
Забрали двор не огороженный,
И лающей собаки страх,
Картонную иконку с Боженькой,
Где Он младенец на руках.
Читать дальше