Александр Гуров - Я ещё посплю, мама. Стихи

Так гладко пахнет мытый пол
Из дерева зимою.
Я по нему босой прошёл-
Так странно,
След совсем сухой.
Здесь выпал снег,
Зима-зимой.
Стекают по запястью,
По мне
Водою ледяной
Крупицы счастья.

И жили бы и жили,
И жили бы и жили,
И сделали бы много
На раз два три четыре.
Курили, мало пили,
Кричали голосами
В оранжевое небо
С чудными полюсами.
И тени пробегали
По стенам от деревьев,
И крыши раздвигали
Дворы для заселенья
Их маленькими нами.
С лопатками цветными
Мы проложили сами
Дороги насыпные.
Стекаем в водостоки,
Замешаны на пыли,
Сегодня одиноки
Какие-то другие.

Стой, где стоишь,
За поворотом
Только зима,
Только работа.
Сто тридцать два
отсчитает обратно
Мой светофор
Со стальным
Канделябром.
И я иду, двухминутно
Моложе,
Бледный немного,
С отглаженной кожей.
Рано из дома я убегаю —
Этот пломбир
Непременно растает.
Кофе, пиджак,
И ботинки, ботинки!
В лифте проверю
Закрытость ширинки,
И на работу.
Будто бы нечем
Мне, человеку,
Заняться на свете.
Я не плохой,
Закрутился немного,
Дай, светофор,
Человеку дорогу.

Ребёнок водит по стеклу,
очерчивая пешехода.
Усталость серая легла
на пешехода переходы.
Сегодня тот вскочил с утра
и бодр был и рад был дню,
И всё в руках его горело,
намерен был он сделать дело,
И мир рукоплескал ему.
Легко смахнув сонливость с глаз,
вот так, с улыбкой идиота,
попал в кружочек на стекле —
и сразу гнусная погода
его пришпилила к земле.
И он с понурой головой
жить не хотел, а ждал исхода
у светофора, где стоит
такая мерзкая погода.
И стал он на глазах хиреть,
и зябко ворот поднимать,
и носом шмыгать стал сопливо,
и спать хотеть, и изнывать,
и мысли ворошить лениво.
Заклятье детское сильно,
коль избалованный ребёнок
лежит с ангиной так давно
и не подарен ей котёнок.

Нас уложили на сарае
и слив под руки разбросали.
Мы дети маленького роста —
жить очень просто.
Всё, что нам видно
в мире взрослых:
веранда, мама,
над нею звёзды.
Она варенье
на плитке варит,
и дух варенья
нам в ноздри шпарит,
Играет папа
ей на гитаре,
такое разве
когда бывает?
Вот мы читали,
что африканцам
все недоступно,
и только танцы
они танцуют,
и их спасает,
ночные танцы
им помогают.
И давят сливы
босые ноги,
танцуют танцы
Африки боги —
мы просто дети
полоски средней,
живем на даче
до воскресенья.

Драма – не драма,
она выходит
здесь в панораму.
Маяк стоит
на краю скалы,
Море волнуется
раз-два-три.
Тело летит
прямо на камни.
На горизонте
фрегат с парусами.
Чёрный цвет
свет поглощает
и извещает,
что не настанет
день для влюблённых.
Жить невозможно
одной на свете.
Знак, что погиб
за морем Петя,
В бухту заходит,
черня парусами
самую душу
девочки Тани.
Бросится вниз,
сгорая от горя,
в тёмную бездну,
в пучину моря
девочка, что
ждала Петра.
Ну, а сегодня
она умерла.
Страшную книжку
читает папа
о драматичной
судьбе фрегата.
Девочка Варя
раз-два-три,
книжка прочитана,
видит сны.

Я пройдусь с вами
До поворота, до угла.
Я пройдусь до синего порта.
Брошу вам на углу слова:
Прощайте! И к чёрту!
У меня сейчас не болит голова,
Чтоб увидеть скалистый берег.
У меня луга с ночи до утра
Без всяких на то Америк.
У меня яблоки и дрова,
У меня костры с вареньем.
Нет, не болит моя голова
Ни в будни, ни по воскресеньям.
Ох, гора выше той горы,
Ох, море пошире речки,
Ох, самый огромный в миру
Крокодил съедает овцу-овечку.
Не удивлён, так должно было быть:
Горы и крокодилы.
А я день за днём люблю проходить
Мимо своей могилы.

Я раньше жил повыше этажом,
И парк с земли тянулся ежегодно
К моим ногам – я спуску не давал
И тоже рос с ботинками свободно.
На улице моей цветут сады,
И станция, железная дорога,
И не мешают мчаться поездам
Мои глаза, смотрящие за бога.
Потом я переехал в дом другой,
Не видел солнца: дом стоял к нам боком
И в стены ударялся головой
Ритмично, как железная дорога.
Потом прошло, я вырос над землёй,
Хотя казалось, сгорбился немного.
И сад опять под маленькой пятой,
Цветущий сад, разрезанный дорогой.