Сергей Маковский - Вечер

Все ниже солнце… Вот в огне его луча
холмов песчаные порозовели склоны
и гаснуть. В сумерках, отрывисто мыча,
понурые волы бредут в свои загоны.

И дружною толпой, окончив страдный день
в окрестных табаках, работницы-хохлушки
пройдут по зеленям и, проплывая в тень,
затянуть вольные, знакомые частушки.

И Русью вдруг пахнет, и сердце защемит.
Уйти бы вдаль, туда, в поля мои родные,
где не избыть ни слез кровавых, ни обид…
О, родина, прости! Воскреснешь ли, Россия?

Весна давно прошла. Отпели соловьи,
кукушка за рекой и та откуковала,
повылетали пчел мятежные рои,
и буйной зеленью долина заиграла.

Короче солнца путь и жарче летний прах,
уж высохли ручьи на дне ущелий сирых,
черешня дикая поспела на горах,
и яблони цвели и отцвели в чаирах.

Как скоро! Поглядишь: румянятся плоды
и пухнет помидор в соседнем огороде,
желтеют пажити, огромный скирды
насупились в полях. Уж лето на исходе!

Но так же все горят и нежат небеса,
и рано порану туманы гор колдуют,
и по краям ложбин кудрявятся леса,
и в рощах горлицы без устали воркуют.

Все той же музыки мечтательной полна
краса осенняя твоих угодий, Скеле, —
и утра благовест, и ночи тишина,
и звоны полудня, и вечера свирели…

Я не жил там, жила моя мечта,
назвав Тебя царевной сероокой,
над озером, где шепчется с осокой
шершавый лист ольхового куста.

У вод его сироткой одинокой
Ты выросла. И в песне сказка та,
что снится мне, как будто заклята
твоей тоской по юности далекой.

Ты рассказать умела, как никто,
я рифмовал, записывая смело.
В моем стихе воспоминанье пело,
невольным вымыслом перевито.
И муза с жалостью на нас глядела
когда подчас ей слышалось: не то…

Слепительно пригож июньский день.
Цветут луга, медвяно пахнут травы.
На берегу прошелестят дубравы,
чуть зыблется березовая тень.

О, благодать! О, вековая лень!
Овсы да рожь, да сонные канавы.
Вдали-вдали — собор золотоглавый
и белые дымки от деревень.

Не думать, не желать… Лежать бы сонно,
внимая шелесту родных дубрав
среди густых, прогретых солнцем трав,
и, вышине и синеве бездонной
всего себя доверчиво отдав,
уйти, не быть… Бессмертно, упоенно!

Туманно озеро, и тянут утки
над порослью болот береговой.
Я вышел в парк тропинкой луговой:
Здесь тоже сенокос, вторые сутки.

Бредут косцы вразброд. Веселье, шутки,
и бедные ложатся под косой,
обрызганы вечернею росой,
и колокольчики, и незабудки.

Ромашка, волчий зуб, дрема и сон,
фиалки белые и синий лен…
Мне жаль цветов, загубленных так рано.
Собрав большой пучок, в цветы влюблен,
спешу домой от вражеского стана.
А небеса горят, горят багряно.

Спадает зной, хоть и слепят лучи.
Дожата рожь и обнажились нивы.
Гул молотьбы в деревне хлопотливый,
на пажити слетаются грачи.

Люблю тебя, мой Август, не взыщи! —
твоих плодов душистые наливы,
в лесу берез и тополей завивы
и россыпи звезд падучих в ночи.

Люблю тебя, радушный, тороватый,
с охотами, с ауканьем, с груздем.
Люблю зайти далеко в бар косматый,
в грозу и бурю мокнуть под дождем
Не налюбуюсь на твои закаты,
повеявшие ранним Сентябрем.

Уж первой ржавчины предательств пятна
сменились золотом и пурпуром в листве.
Большие облака плывут по синеве,
и тени их скользят, меняясь непонятно.

Повеет холодок, под утро лед во рве.
Озимые поля чернеют благодатно.
Вдоль придорожных меж цветут безароматно
последние цветы в нескошенной траве.

Гвоздика липкая пестрит еще долины
и вереск розовый все медлить отцвести.
В прозрачном воздухе тончайшей паутины
повисли и дрожат чуть видные пути.
С небес прощальный крик несется журавлиный.
О, лето милое, осеннее, прости!