Егор Косарев - До лампочки, или От фонаря?

Ах, среда, ты царевна недели!

Суматошного мира среда.

Выходные вдали пролетели,

Ставши по сторонам в два ряда.

Ты экватор, прости за сравненье,

Злободневной недели ядро.

Фокус, дарящий изображенье,

Фосфорический стержень, нутро

Самое, внутренний мир работы.

С сердцем атомным матерь труда.

Ось вращенья, полярность субботы,

Удалённая точка, звезда

Утренняя, денница – Венера.

Безнадёжность, молчанье камней.

Падший ангел, погибшая вера

Утонувших в твоей бездне дней.

Уходят олигархи понемногу,

И ты уходишь, пухлый мэр.

Сожмёт в руке петарду революционер,

С чувством неисполненного долга глядя на дорогу.

Уходят олигархи понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Её отсюда даже не видать

И не узнать больше, чем сказано из слога.

Куда же вы уходите от нас,

Оставив дачи, замки и квартиры?

Счета, строителей, прорабы, бригадиры,

Гаск, бти, кадастровый, вода, свет, газ?

На этом свете слишком вы любили

Всё то, что душу облекает в плоть.

Хотя вам часто говорили,

Всё оставляли на потом, когда-нибудь.

Знаем, в той стране не будет

Этих Шевроле, златящихся во мгле.

Оттого и дорого всё то, что на земле

Привыкшим к блеску и комфорту людям.

Уходят олигархи к обводной

Босые, полуголые, в одних штанах от Гуччи

Где лишь над лесом грозовые тучи

И только дворник предложить на посошок решится по одной.

И станет в его каморке хорошо

С дешёвым коньяком, в вонючем ватнике, без света.

Во тьме мелькая сигаретой, вдруг

Старик скажет, что поезд отошёл

Увозящий всех, кому нельзя помочь,

По лунной дороге. И присевши рядом,

Уверит, что за это никому и ничего платить не надо.

Просто смотрите, барин, как прекрасна ночь.

Мужики стояли во дворе, курили,

Пепел в снег роняли, о чём-то говорили…

Топали ногами, на руки дышали,

Важные вопросы сообща решали:

Как играть в футбол лучше всей команды

И лечить болезни, удаляя гланды.

Думали о вечном, спорили о главном.

Опускался вечер медленно и плавно.

Не хуже депутатов строили вопросы,

Не кончались в пачке крепкие папиросы.

Мужики стояли во дворе и пили,

Пепел в снег роняли, громко говорили.

Радостно смеялись, весело, как дети,

Что-то изучая в социальной сети.

Зажигались окна, звёзды засветились.

Мужики прощались, шумно расходились.

Там пол луны над крышею висело,

Где магазин амбарный пиво раздавал,

Да облетевший сырой тополь

Вдоль стены дома старого слонял…

– Кому пивко?!!

Магазин вглядывался в темноту окнами

С запотевшими пыльными стёклами,

Дружелюбно раскрывая скрипящий рот двери.

Горели в домах окна,

Светили уличные фонари.

– Пивко приветливое,

От продавщиц кокетливых!

Льётся рекой,

Пьётся легко,

Там, где макушки ёлок.

«Что кофе, ещё не готов?»

Он чёрное надел пальто,

Чтоб показать, кто он таков

И стало ясно, кто есть кто.

Вот чай, сразу понятно,

Он мужского пола.

А кофе, даже крупного помола,

Да даже в зёрнах, перепутать норовят

И гендерно унизить, все подряд.

Пюпитр погнутый советский

Тонны бумаги перенёс,

Не глянуть на него без слёз.

Он на скрипичный ключ и сам уже похож

От полифоний, крупных форм, сюит

На трёх своих ногах еле стоит.

Но держится ещё, доколе

На службе в музыкальной школе.

Своею ставкой, верно, дорожит.

На пенсии ржаветь занудно,

А тут Джордж Гершвин, Бенни Гудмен,

Да старшеклассница гитарой дребезжит.

Орут по ночам голосов тысячами,

Чтобы местные жители не скучали.

Лужоные глотки, дотошные крики.

Орут по ночам невзначай, до истерики.

На многоголосье, без аккомпанемента,

Где-то на рубеже временного момента.

Орут по ночам от души, величаво,

Непринуждённо орут по ночам.

Уходят в последнюю осень маршрутки

С названием месяцев вместо улиц

От бабьего лета и душного полдня

В промокшую даль и опавшие листья.

В скопившуюся темноту под домами,

Семнадцать рублей за остывший ноябрь.

Из хвои и шишек дорожные знаки,

Дешёвый коньяк и открытые пабы

В последнюю осень.