Прокопав узкий лаз под стеною,
Не простившись он ночью ушёл,
Зверь есть зверь -он не может со мною,
Лишь на воле ему хорошо.
Много позже, опять же зимою,
Был застигнут бураном в степи,
Снег колючий кружил надо мною,
Понял, что не сыскать мне пути.
И замёрз бы я, брат, в одночасье,
И к гадалке не суйся, как вдруг,
На беду, или может на счастье,
Подскочил ко мне серый бирюк.
Ох, матёрый, глядит не мигая,
Загрызёт – до весны не найдут,
Чуть на заднюю лапу хромая,
Он с разбегу мне прыгнул на грудь…
И вдруг этот огромный волчище,
Мне лицо в один миг облизал:
«Это ж я, твой подранок давнишний!
Что ж ты друг – неужель не признал?»
Так, хромая, пошёл предо мною,
И под утро к станице привёл,
Глянул: мол, теперь квиты с тобою,
К себе в лес без оглядки ушёл.
И хоть с детства к охоте приучен,
И с ружьишком я дружбу вожу,
Крепко в душу запал этот случай:
Я с тех пор на волков не хожу.
Благодарствую я тебе, Господи
Благодарствую я тебе, Господи,
Что до дому вернулся живой,
Шилом патоки я черпнул досыта,
До краёв, на сторонке чужой.
Затянулись уж раночки тяжкие,
Пулевые, обеи всё в грудь,
Два креста – за рубцы под рубашкою,
Я ношу – их зазря не дадуть.
Да и Бог с ними, слыш-ка, с наградами,
Лишь тебе я откроюсь, браток:
Глаз и сердце моё, нынче радует
Разродимый степной хуторок.
Два десятка домов на пригорочке,
Чтобы не подтопило в разлив,
Да в садах, под меловой, под горочкой,
Зреют яблоки -белый налив.
За три года чего только не было:
Находил, и терял, и встречал,
Но над хутором синее небо мне,
Часто виделось, брат, по ночам.
А над степью висит солнце рыжее,
И на сердце, браток, мне тепло,
Жить хотел – и поэтому выжил я,
Всем смертям и всем бедам назло.
Благодарствую я, тебе Господи,
Что до дому вернулся живой,
В дорогой свой, любимый мной дО смерти,
Хуторок по-над быстрой рекой.
Порассеяны по-над Тереком
Порассеяны по-над Тереком
В синем небушке облака,
С невысокого правого берега
Вдруг дохнёт ветерком слегка.
Позатеряны по-за Тереком
От казачьих коней следы,
За Аргуном темны ущелия,
Знаю я, брат, и помнишь ты…
В голове моей мысли ворохом,
Будто раннею, брат, весной,
Вдруг потянет сгоревшим порохом
На тропиночке, на лесной.
Очарует красой прелестною,
Промеж гор молодой лесок,
Там блеснёт вдруг на солнце лезвием,
Острой шашки чужой клинок.
И мелодия гор печальная,
Их седая пленяет грусть,
Здесь решает всё сталь кинжальная,
Коль сошёлся с врагом грудь-в-грудь.
Разлетается пыль дорожная,
И пути конца-краю нет,
Тишина здесь всегда тревожная,
Уж четыреста с лишним лет.
Тишина – нельзя слово вымолвить,
Тот, кто здесь побывал хоть раз,
Никогда из Души не вытравит
Наш суровый, седой Кавказ…
Мы две пули по-братски поймали с конём
Мы две пули по-братски поймали с конём,
Ему в грудь, ну а мне под ключицу,
Я очнулся в палате, в обед, знойным днём,
Вроде жив, -благодарствуй сестрица.
«Так какой же станицы ты будешь, казак?»
– «Дык Червлёнский я, из староверов,
Ты скажи мне, родная, как мой аргамак?
Его вроде бы крепко задело.»
– «Что сказать тебе друг? Он тебя три версты
Нёс до наших передних позиций,
А потом наземь пал, но живой нынче ты,
Не забудь за него помолиться.»
Я в подушку проплакал всю ночь напролёт,
Ах, ты ж мой вороной, ненаглядный,
Мы всю эту войну пролетели в намёт,
А теперь нет тебя, ты мой славный.
Хоть стреляли в упор, и живым мне не быть,
Ведь чудес на войне не бывает,
Мою пулю ты взял, смело встав на дыбы,
Лишь бы выжил любимый хозяин.
Тёмной ночью собой ты меня согревал,
Я делился последней горбушкой,
Всё ж за нами остался в горах перевал,
И лесок тот с зелёной опушкой.
А потом, через месяц, вручали кресты,
И мне тоже «Георгий» достался,
Буду помнить навек, три последних версты,
Что спасая меня, ты промчался.
Вновь свои узорчики в небе шьют шрапнели
Читать дальше