Ирина Коробейникова - Мы за них в ответе

На «Земле леопарда» слышна неспешная поступь приближающейся зимы, и дыхание ее с каждым шагом становится ощутимее. Пугающее беззвучие спускается с верхушек могучих властителей тайги по свисающим темным веревкам лиановых стеблей и уходит в застывшие глубины земли. Осенние птичьи миграции окончены. Прилетевшие на родину заняты насиживанием птенцов. Не слышен даже беспорядочный стрекот белобоких сорок – лес медленно погружается в глубокий летаргический сон.

Каменные выступы хранят мертвенный холод базальта и нехотя впитывают едва уловимое тепло низкого предзимнего солнца. И только на сохранившихся между ними островках первого снега виднеются следы ночной жизни огромной кошки – дальневосточного леопарда.

В кедровой пади настало время любви…

Бледный мерцающий луч осветил заметную лишь по крупным следам кошачьих лап тропу. ОН учуял ее пьянящий запах еще несколько дней назад, но решился приблизиться только сегодня. Ему казалось, что именно сегодня ОНА готова к встрече с ним. ОН долго пробирался сквозь густые заросли, периодически выходя на свободные от растительности участки на полусогнутых лапах, принюхивался и оглядывался по сторонам. ОН огибал каменные насыпи, отмечая границы своего присутствия легким касанием пятнистых боков. Все мышцы его были напряжены – крупное стройное тело было воплощением силы и изящества. Миндалевидные глаза с легкой угольной подводкой горели изумрудным светом непреодолимого желания, длинные усы улавливали малейшие посторонние запахи, мешавшие двигаться к намеченной цели. Мощный длинный хвост, нервно покачивающийся из стороны в сторону, выдавал его беспокойство и некоторую неуверенность. Черные кончики ушей подрагивали.

Запах, с невероятной силой манивший его, ОН почувствовал этой зимой впервые. Запах беспокоил его, не знавшего доселе любви, тревожил, вызывал усиленное сердцебиение и тяжесть у основания хвоста. ОН, не переставая, ставил метки на камнях и стволах деревьев, выпуская тягучую горячую струю, но это не помогало ему. Этот запах мешал ему охотиться. Зайцу удалось обхитрить его за последнюю неделю дважды, и ОН негодовал от непонимания происходящего, ведь ОН считал себя отличным охотником. ОН повсюду чувствовал этот странный запах и не мог отделаться от него. Обессиленный, голодный и вымотанный беспокойным прерывистым сном, ОН, наконец, решился…

ОНА лежала в каменной расщелине, на мягкой снежной перине, беззаботно растянув длинное сытое тело. Светлый, покрытый длинными нежными волосками, живот, изрядно утепленный к началу зимы, подтянулся, и от этого кошка после предыдущей беременности и родов выглядела особенно стройной и гибкой. Маленькие соски напрягались даже от легкого прикосновения шершавого языка. Вылизывая золотистую с мелкими ржавыми подпалинами, украшенную многочисленными черными, подобными зашифрованным древним знакам, пятнами шерстку, красивее которой не было в округе, ОНА заставляла ее по-особенному сиять в холодном лунном свете. Потягиваясь и выпуская между мягких подушечек лап отточенные коготки с белыми кончиками изысканного французского маникюра, ОНА явно любовалась собой, мурлыча от удовольствия. ОНА вот уже как три года была признанной царицей Кедровой пади…

ОН подобрался совсем близко и уже в течение получаса наблюдал за нею, застыв неподвижно. ОН любовался ею в свете луны и оставался незамеченным. Высокий скалистый выступ, на котором ОН еле-еле удерживал равновесие, чтобы не сорваться вниз, позволил ему рассмотреть ее тело в мельчайших подробностях. От мягкого округлого носика в мелких рыжинках до кончика длинного пушистого хвоста, заканчивающегося большим черным подковообразным пятнышком. Удивительного лазурного оттенка глаза были полузакрыты – ОНА блаженствовала и, как ему казалось, не замечала его. Однако расширяющиеся время от времени зрачки и настороженные округлые ушки говорили о другом. ОНА знала и чувствовала, что ОН рядом, и просто позволяла любоваться собой. ОНА изогнулась, перевернувшись на спину, и ласково заурчала. Это был призыв, и ОН понял, что пришла пора.

ОН спускался к расщелине медленно, чтобы ни одним неловким движением не нарушить ее расположение. Лапы его мелко дрожали от нетерпения, но ОН ни на секунду не позволил ему овладеть собой. Под подушками его тяжелых лап не хрустнула ни одна ветка, и ни один камень не сдвинулся с места. Ночь была молчаливой, и даже луна на некоторое время стыдливо закуталась в облака.