Ирина Арсентьевна Коробейникова - Любви не названа цена…

Неужели мы вернулись, неужели влюблены?

А над нами две снежинки, и несут нас две лошадки

В наше кукольное царство и игрушечные сны.

Мы – две сущности, две ноты царской радостной охоты.

Нас с тобой не испугает волчий вой из детских книг.

Позади большая вьюга, и ликуют два фагота.

Бунтовавший тёмный ангел нынче – тихий часовщик.

Чёрный пластырь вместо глаза на лице его совином.

Словно крылья старой птицы, свисли полы сюртука.

Заржавели зодиаки, и растянуты пружины,

А в сердцах так мало счастья, тут работы на века.

Фея-флейта гасит свечи. Бьют часы, но как-то странно.

Надо смазать шестерёнки износившихся миров.

Спит усталый старый мастер, сполз парик его стеклянный.

Осторожная кукушка не выходит из часов.

Часовщик сердец бесплотных, часовщик миров полночных

Спит, а облако, как птица, звёзды бледные клюёт.

Пусть кружиться нам недолго, наше счастье пусть непрочно,

Но счастливая валторна начинает свой полёт.

В путанице сновидений, в ласковом плеске прибоя

Солнце в сетях рыбацких рыбкой плывёт золотою.

Утром на цыпочки встанешь, тянешься к спелой черешне,

Тянешься к поцелую, – вот он, твой первый, вешний.

Эрос, тебя мы не звали, мы не мечтали стать старше.

Белый платок на верёвке нам на прощанье машет.

Даль в перламутровых бликах. Моря и чаек всевластье.

На циферблате крылатом ветреный полдень. Счастье.

Парус, как пёрышко в море. К нам не вернётся детство.

Как о тебе не думать, есть ли такое средство?

Что я посмею поведать той, кто стала богиней?

Небо, храни эту лодку. Парус растаял в сини.

Линии совершенства. Бёдер прохладных лекала.

Буря, минуй нашу гавань. Туча. Предвестие шквала.

Бог беспощадный, прекрасный, Эрос, тебя мы не звали,

Что же ты мчишься над морем с песней, полной печали?

Ах, золотые стрелы! Сколько смятенья и боли!

Волны, их сердцебиенье. Нежность. Желанье. Безволье.

Счастье, разбитое к счастью. Форточек слабые нервы.

Путаница в поцелуях: сотый становится первым.

Эрос, ты победил нас. Будет ли добрым семя?

Волны следы смывают, волны смывают время…

В непосильные дни, дни любви, бесконечной тревоги,

Где тебя мне искать? Только в сон мой зайдёшь иногда,

Где ты робко ласкаешь смирённого единорога,

Белый агнец уснул, и мерцает серёжка-звезда.

Прохожу виноградник, не здесь ли с тобой повстречаюсь?

Обовьёшь мою жизнь виноградною щедрой лозой.

Я иду мимо розы, и роза бутоном качает,

Чуть задетая каплей дождя, а быть может – слезой.

Вавилон зазывает, морочит, за полы хватает,

А над шумом и гамом – безмолвная кроткая высь.

Финикийские перстни, хитоны, шелка из Китая, —

Как же много всего, без чего я могу обойтись!

Семиглавые звери, огонь в их глазищах-агатах,

Голоса лжепророков, послушные звону монет…

Я хочу позабыть мутно-жёлтые воды Евфрата,

Эти дни без тебя, эту башню, закрывшую свет.

От навязчивой яви хочу – не могу пробудиться.

И в прикрытых усталых глазах – мельтешение лиц.

Город пуст без тебя. В небесах одинокая птица…

Город пуст, как пустые глаза вавилонских блудниц.

Белый агнец пылает в костре, поднимается пламя,

И… мрачнеют жрецы, изучая оттенки огня.

Я ловлю твоё имя в гудящем вечернем бедламе,

Я ловлю жадным сердцем, и нежность сжигает меня…

Это тема для кларнета: едет граф, скрипит карета,

Цок и цок, – стучат копыта, начиная менуэт.

Что не взял огонь заката, догорит в костре рассвета.

В дни любовной непогоды ни на что надежды нет.

В старом замке реверансы и галантные поклоны,

Мимолётные измены, маски фавнов и наяд.

Маски кружатся по зале под присмотром Аполлона,

Розы кружатся по саду, «С» упала – вышел ад.

Эти розы безрассудны. Боль и страсть вплывают в двери.

Альт и скрипка беспощадны – всё расскажут наперёд,

И принцесса так печальна, юный граф самоуверен:

Просит чай и два бисквита, поцелуи сам берёт.

Голос скрипки выше, выше, и на самой горькой ноте