Я буду ждать тебя, как ждут
Приход весны,
Как Пенелопа Одиссея – двадцать лет…
Ещё колеблются
Душевные весы,
Ещё качают фонари неясный свет.
А ночь прошла, сложила в ножны
Месяц-меч.
Скребётся кошкой за дверьми седой январь…
Вскипает чайник. День летит
На крыльях встреч…
Мне было горько, а теперь немного жаль.
Мы словно два яблока на одной ветке,
Кому-то солнца досталось меньше, кому-то – больше,
Такие случаи, знаешь, довольно не редки:
Ты сладок на вкус, но мой аромат – тоньше.
Мы сутками грели на солнце с тобой бока,
Подставляя светилу округлости попеременно,
И кричали нам с небушка облака:
– Поспевайте скорей!
Поспевайте скорей
Непременно!
Мы с тобой научились встречать налетевшую тучку,
И вместе держаться за ветку в момент урагана…
Тебя вдруг сегодня сорвала женская ручка,
И положила в карман своего сарафана…
А я в одиночестве гордом осталась на ветке
(Как трудно одной, если делишься с кем-то любовью!)
И с горя упав за забор к престарелой соседке,
Лежу я теперь на земле, возле грядки с морковью.
Но есть притяженье на свете сильнее магнита!
Но есть притяженье одно на двоих – это точно…
Моя сердцевина отныне разбита, разбита!
И мякоть моя стала кислой и вовсе не сочной.
Давай будем вместе…
Пусть в верности каждый клянётся,
Ведь наша любовь в каждой строчке скрижалей воспета!
Пусть яблоком спелым вращается красное Солнце,
И жёлто-зелёным вращается наша Планета.
Сколько же в нашем саду удивительных яблок?
Видишь огромное? – Это поспела Селена…
День догорает. Сегодня он ветрен и зябок.
Сбор урожая. Пахнет дождями и сеном…
Мы с тобой возводим баррикады.
Раной на груди алеет брошь…
Двери комнат нашей ссоре рады —
Хлопают фанерою ладош.
Ты стоишь ко мне в пол оборота,
Преломляясь в зазеркалье бра.
В ссоре потерять легко кого-то,
Даже если ты, бесспорно, прав.
Вот и ночь – великий чернокнижник —
Нам готовит серповидный нож…
Иногда страшнее правды жизни —
Розой распустившаяся ложь.
В эту ночь, у самой баррикады,
Как Гаврош, паду на мостовой,
Чтобы ощутить лицом прохладу
Обвинений, брошенных тобой.
Первый луч скользнёт по небосводу,
Может быть, ты мне уже не враг?
Там, где бились ночью за свободу,
Утро поднимало белый стяг.
Ночь прилетает на крыльях бесшумных, совиных,
Ночь, за которой, похоже, не будет рассвета,
И Одиссей засыпает в объятиях нимфы.
Выпита терпкая влага, попадали кубки.
Чёрными водами Стикса клянётся Калипсо,
Вечную молодость нимфа сулит Одиссею.
Ночь пахнет бездной и вечной виной, и забвеньем.
Небо пугает своей высотой непосильной…
Ночь на Итаке. Над пряжей поёт Пенелопа.
Боль, растворённая в песне, стала слезою.
Чайка кружит над простором любви и печали.
Утренним светом звезды согревается сердце.
Ах, Одиссей! Ты бросаешь вёсла в тумане
В сумерках жизни и в сумерках горестной смерти.
Годы и волны многое перемололи.
С чем ты вернёшься? В ладонях – ракушка пустая…
Вот и подъезд у дорожного круговорота.
– Здрасте! – басит Одиссею Харибда Петровна.
Сцилла Ивановна, губки поджав, замолкает,
Много чего порасскажет она Пенелопе,
Вспомнит волшебницу Кирку, детей Одиссея —
Щедрое семя далёких и долгих скитаний,
И пробежит скорпион – порожденье улыбки.
Время – по кругу. В ладонях – ракушка пустая…
Это тема для валторны, двух фаготов, клавесина,
Двух свистулек, двух снежинок, колокольчиков зимы.
Открывается шкатулка, где Щелкунчик с балериной, —
Музыкальная шкатулка, где с тобой кружились мы.
Флейте – петь, снегам – искриться, нам – разгадывать загадку:
Читать дальше