Товарищ Эхо - Заветная радуга

С изнанки лица сочился ядом карамельный нарыв,
По венам спешил-бежал гранатовый сок,
Человечек потешно дышал, выхлёбывал небо навзрыд,
Леденцовую пулю сосал – впрок.

И были, были-небыли алые зеркала,
И машинка сердца скреблась наружу.
Кто горел/горел – сгорал дотла;
Чтобы молодой землёй согреться – выдыхал стужу.

Мы росли из стальных листов, из стальных листов,
Мы питали корни от подземных вод,
Выдували марши паровозных гудков,
Ждали вечный бой, пили вешний мёд.

Кто прорывал железный кованый простор неба – с теми я и я,
Сам синевою недр не нагляделся впрок:
Но прежде чем зачать лунное дитя,
Приходит тот, кто хорони'т земную плоть.

Когда еще не было меня
В этих глубинных осмыслых сугробах,
Когда не оставлял еще следов
Мой лукавый украдкий ботинок,

Мой потешный дырявый ботинок
В вашей рыхлой жирной землице,
Обильно приправленной ложью,
Обильно вскормленной солью,

Над благой и бесплодной землицей,
Взнузданной человечишкой,
Названной человечишкой,
Выпестованной из пустого, застышего, лишнего, —

Только эхо металось над твердью,
Только эхо носилось над водами,
Билось телом о стены незримые,
Становилось молчанием боженьки.

Я вырос ещё,
На стальные плечи солнечных великанов карабкаясь,
Выманивая солнышко румяным калачом,
Его лучи стальными рукавицами обламывая.

Человек не пыль, человек не вошь,
Бережёт он тень, он хранит свой сон.
Он простирается разлаписто над миром,
И весь мир ему становится: что в ладошку зёрнышко.

Так и я, и мы вместе,
Выше безмерного меру меряем,
Где дымные облака наших надежд клубятся,
Где со звёздами спорят дерзания наши.

И вот уже небо клевещет на человека,
Швыряет ему в пух и прах свои пророчества,
Бесчинствует заповедями и догматами.
Запрещай, небо, бей в тишину своими набатами!

Мы стальными мускулами землю покрыли,
Чтобы в твои лица глядеть свободно.
Как прошлое – прошлому.
Как человек – своему отражению.

Нам нет нужды в дозволении,
Чтобы брать от свободы кусками.
Чтобы вгрызаться в плоть свободы,
Чтобы на чьи-то дары надеяться.

Все имеет свою цену:
Пустоты тела, заплаты на рубахе,
Времени глазницы пустые,
И даже сочная березовая пуля,

Выпущенная в звезды.
И я ходил по миру, маялся,
Всё искал тебя, человек, великан,
Всё искал тебя, всё…

Искры памяти моей
На полотнища твоего неба брошены
Звёзд брызгами.
И само небо —
Запорошено,
Ласками взглядов человеческих заласкано
Точно женщин мяса, точно – мотыга,
Ладонью великаньей натруженная,
Нужная.
Под бесстыдным небом живём,
Ещё не дети, но быть смеющие
Смелыми, смыслы за грудки берущие
Руками мыслей своих,
Умеющие.
В плато собственного опыта уместившиеся —
Доить человеческое по капле
Из бездушного, из звериного,
Рваться разумом за горизонты,
Над солнцем смеяться
Звонко.
От пакли
Облаков надземных
Отпадаем, резвые,
Механику вселенных балующие.
Мы – те, кто материю рвали
На куски атомов,
Те, кто в бесконечность рос,
Ликующие,
Ветроволосые,
Для жизни большей – вовне,
Где космос сам
К порогу духа нашего
Восходил,
Босый.

земля, листопадом пожранная,
пожарной листвой укрыта,
бледные лица – порознь,
осень города неумытая.
где-то между вселенного зрячества
происходит великое дело:
из биения воли человеческой
скложить цельное богово тело.
в собственных мыслях следит машинерия
сочетание разных друг другу разумов.
от в материи духотворения
к воплощению в целом взят азимут.
так листва облетает напрасная
укрывать наготу земли девичую.
замирает осень красная
за мгновенье до шага к величию:
белой бездны, безмолвия белого.
а над небом созвездия носятся.
как и мы – продолжения тела
космоса
и
одиночества.

Всякие дела творятся/
События происходят потоком,
Наслаиваются друг на друга, плодятся,
Спешат над моей макушкой пернатого пилота,
Когда я отступаю по птичьим следам,
Когда я укрываюсь ветвями, точно перьями,
Косматого не-ба исполненный сам,
Тщедушными цепкими суевериями.
Город запахами облепил меня,
Следы оставил царапинами:
Седые, чтобы, ине'я,
Я шедше по-над отцами и матерями:
В человеческом теле информационной искрой
Оседают звёздные семечки.
Бесплодные, точно коматозный рой
Насекомых, выпестованный _своим_ безвременьем.