Сергей Александровский - На задворках мира

На голос вопиющего в пустыне.

Угас огонь. И тает струйка дыма.

Все истребил Кащеевский разбой.

Убийцы спят бесчувственной гурьбой,

И плещет море крови голубой,

Баюкая счастливый берег Крыма…

Скончалось царство бешеного волка –

Смердящего настанет царство пса!

Не ждите чуда, девица-краса:

Молчат вокруг столетние леса,

И в стоге сена спряталась иголка.

13 февраля 1993

Фотоснимок

Голодный – тих, бездомный – робок…

Задворки каменных коробок.

Забыв вражды старинный зуд,

Собака с кошкою бок о бок

Кусок отысканный грызут.

Зверь, притерпевшийся к нужде,

Отверг звериные скрижали.

Одной бедою вас прижали –

И, словно при лесном пожаре,

Вы позабыли о вражде.

1986

Синий троллейбус

Геннадию Зельдовичу

Твои пассажиры – матросы твои…

Булат Окуджава

Задняя дверь отнялась у троллейбуса.

Выйти – что выдать решение ребуса!

Публика зычно взывает к водителю,

Будто ребенок капризный к родителю.

Здесь поголовно становятся ловкими,

Крепкими – между двумя остановками.

Публика рвется сквозь крики и прения,

Публика борется с силою трения,

Публика смята, зажата, раздавлена;

Здесь торжествует учение Дарвина.

Двери берутся младыми и старыми,

Словно ворота Рязани татарами:

Людям не терпится выбраться первыми,

А не за разными прочими стервами.

В синем троллейбусе душно от ругани,

В синем троллейбусе дети испуганы,

В синем троллейбусе – давка и паника.

В синем троллейбусе – гибель «Титаника».

21 января 1985

До – и после

I.

Налагали вериги,

Объявляли устав,

И порочили книги

Не листав, не листав…

Если власть-недотрогу

Огорчишь невзначай,

Если ступишь не в ногу –

Отвечай, отвечай,

Раскрывая не шире,

Чем положено, рот!

Но машинка четыре

Экземпляра берет.

И запретная Муза,

Неизменно бела,

В черном чреве Союза,

Как Иона, жила…

А служители Феба,

Как во все времена,

Много просят ли? Хлеба,

Табаку, да вина –

Пусть маячит упрямо

И в морозы, и в зной

Тень ревнивого Хама

Над ленивой страной –

В переплетные глянцы

Не стремятся они,

И, как древле спартанцы,

Могут биться в тени.

II.

Стали падшею кастой

Нагонявшие страх,

И в кремлевской, в зубастой

Заворочался прах.

На верху пьедестала –

Пустота, пустота,

И не стало, не стало

Живоглота-кита.

И разверзлась утроба,

И выходим на свет,

Как из черного гроба…

Только берега – нет.

Молкнут ритмы отныне:

Ничего впереди!

На бездонной равнине –

Даже эха не жди!

Но – быть может, не сразу,–

Все же выплывем, хоть

Источает заразу

Кашалотова плоть:

Разлагается туша,

Раздувая бока…

А желанная суша –

Далека, далека…

Вспомни давнее чувство –

И бестрепетно стой:

Для искусства искусство –

Звук отнюдь не пустой.

Пой спокойно и смело

На останках тюрьмы.

Это славное дело –

Труд во время чумы.

12 октября 1992. 2 июля 2001

Жалоба эллина

Александрия, IV в.

Как тяжко умирают города!

Как безнадежно исчезают страны!

Их затопляют пламенем вулканы,

Их погребает мощная вода.

Их сокрушает ярая орда,

Их удушают хищные тираны;

Где боги были – встали истуканы,

И все пути уходят в никуда.

И Аполлона позабыла высь,

И в храме воет волк и рыщет рысь,

И Мелеагра не страшатся вепри;

И неизбывна череда скорбей!

И катит, катит шарик скарабей,

Не зная, что подобен богу Хепри…

1 августа 1989

Тускнеют угли…

Фет

Ни уголька, ни уголка,

Ни стебелька, ни мотылька,

Ни всплеска крылышек на маке…

Не вспоминай. Не сожалей.

Ни гаваней, ни кораблей,

Ни Пенелопы на Итаке,

Ни плача подле Царских Врат.

Ни медных лиц, ни медных лат…

Ни царь, ни раб, ни зол, ни рад –

Ни слог не изберешь, ни тему.

Неужто дальше – тишина?

Ни аргонавтов, ни руна,

Ни винограда, ни вина,

Ни древка в око Полифему.

Гекзаметр мертв, хорей охрип –

Ни гордый стих, ни горький всхлип;

Ни лицеиста, ни Лицея…

Не постигаю. Не могу.

Прими пловца на берегу,

Змеиноглазая Цирцея!

О нет, не принимай, отринь,

Отыди прочь и сгинь. Аминь!

Я вижу: выбор был худым.

Я вижу путеводный дым

Отечества! Цирцея, впредь мы

С тобою – врозь! Я – недруг ведьмы,