Sandi-Mandi: Фрир. На задворках миров

В десять часов вечера в небольшой городок Совино-Петровск тихо вошла зима. Сумерки сгустились и похолодели, первые снежинки, пушистые и робкие, закружились над крышами домов.

Почти никто в городе не заметил прихода зимы, кроме нескольких запоздалых прохожих, спешащих домой к уютным кухням и горячему чаю. Жители Совино-Петровска вообще редко просто так смотрели в окна и не любили гулять по ночам, стараясь с наступлением темноты оказываться в своих квартирах. Мало ли что может случиться, да и ночь — не самое спокойное время для прогулок. Хотя когда оно было спокойное на Земле! Разве что какой-то случайный десяток лет где-то в прошлом веке.

Этот городок повидал на своем веку немало зим, однако теперь он радовался первому снегу, как будто это была единственная зима, которую он видел. Тротуары и крыши побелели и заискрились, огоньки окошек переливчато засияли, а в желтом свете ночных фонарей затанцевал снег.

Угловой дом с мансардой, стоявший уже три столетия в самом сердце старого города, тоже радовался зиме, но, не имея возможности попрыгать от радости, ловил снежинки на черепичную крышу.

Внезапно над городом в небе полыхнула сиреневая вспышка, на секунду вычертив силуэты домов, и погасла. Отблеск высветил крыши и тротуары, заглянув в окна, а в доме с мансардой на тускло освещенной кухне сверкнула сиреневыми бликами посуда.

— Наверное, искрит трамвай, — от неожиданности грохнув чайником о плиту, недовольно проворчала пожилая женщина.

— Трамваи здесь не ходят, Гарбарета Гардибальдовна, — отозвалась Саша, задумчиво помешивая ложечкой уже невидимый сахар в чае.

Трамваи, и правда, никогда еще даже по ошибке не забредали в этот край узеньких переулков, где и двум плотно поевшим котам иногда сложно было разойтись, не зацепившись усами.

Зато в здешних домах всегда полно огромных квартир, полупустых и холодных, со звенящим эхом, где любой голодный студент может снять угол за приемлемую плату с условием вести себя тихо. Как будто, живя в таком доме, можно вести себя иначе!

Саша как раз и вела себя тихо, даже слишком. Отселившись после окончания института от шумных родственников, в квартире которых девушка чувствовала себя неуютно, даже сейчас, по прошествии года после переезда, она все еще предпочитала уединение и тишину шумным компаниям. Никто никогда не приходил к ней, даже по выходным. Да и квартирная хозяйка, которая уже полвека носила гордое имя Гарбарета Гардибальдовна, дама крайне строгих правил, так перепугала Сашу угрозами взысканий и штрафов за малейшую провинность, что та иногда и сама боялась зайти в квартиру, что уж там и говорить о посетителях.

За окном кухни снова чиркнула небесная вспышка, на миг высветив все предметы ярким сиреневым светом, по сервизу в серванте опять пробежали блики.

Квартирная хозяйка проворчала что-то о ненавистных далеких трамваях, не дающих приличным людям спокойно попить чаю на собственной кухне, и вышла, тяжело ступая по скрипучему паркету, оставив свою квартирантку наедине с чашкой, в которой лихо кружился маленький чайный торнадо.

Уже год Саша жила в этой большой неуютной квартире, снимая комнатку с видом во двор-колодец. В общем-то, это была одна из лучших комнат, сдающихся в этой округе. Досталась она Саше только потому, что она единственная из всех претендентов-квартиросъемщиков смогла выговорить с первого раза вычурное имя-отчество квартирной хозяйки и согласилась регулярно поливать хозяйскую герань, горшок с которой красовался на кухонном подоконнике.

Платить приходилось за три месяца вперед, зато в квартире был телефон, надтреснуто дребезжащий по утрам и вечерам, шла горячая вода, а на кухне Саше даже разрешалось пользоваться старым чайником.

В отличие от других окон этой квартиры, упирающихся в стены соседних домов, из кухни открывался вид на перекресток, поэтому иногда сюда на полминутки заглядывало солнце, а с наступлением темноты появлялся уютный вид на светящиеся огоньки уходящих вдаль домишек.

Оставив на столе остывший чай, Саша подошла к окну, за которым в темноте метался снег. Мутно светящееся небо уже в третий раз вспыхнуло фиолетово-синим, вычертив изломанный рисунок соседних крыш.