Илья Британ - Богу

Весь мир так ничтожен, так жалок, когда я
Томлюсь в ожидании призрачной встречи:
Я счастлив до боли, я счастлив, страдая,
Лишь только погаснут унылые свечи…

Стою один. В душе — укор,
Тоска владеет мной.
А там — безмолвный разговор
У звёзд идёт с луной.

Ушла любовь. Во мне горит
Сомнений чёрный луч.
А сверху сумрачно глядит
Громада серых туч.

О, кто же там, и что со мной?
Кто так безумно строг?
Иль только бред души больной
Какой-то добрый Бог?

Стою один. Молчат уста,
И- чувствую теперь,
Что даль небесная пуста,
А я — забитый зверь…

О себе продумал до утра я
В полусне, измученный кошмаром:
Чётки дней своих перебирая,
Видел жизнь, растраченную даром.

Много слов и жестов, как на сцене,
Много грёз и сказок, будто в книге:
Как паяц, я падал на колени,
Как поэт, я ткал узор интриги.

Всё ушло бессмысленно и мимо,
Чёрный стыд вонзил мне в душу жало,
Слёзы прочь согнали краску грима,
Сердце верить в Бога перестало.

В полусне, в бреду, с судьбою споря,
О себе продумал до утра я:
Вспомнил много лжи и мук, и горя,
Чётки дней своих перебирая…

Тоска… Тоска… Тоска! О, Боже мой, доколе
Я буду под ярмом у этой ведьмы злой!..
Довольно! Много слёз и много, много боли
Изведала душа. Долой тоску, долой!..

Чего, не знаю сам, ищу я жадным взором,
Ловлю какой-то звук, а он давно погас;
Мне скучно меж людей, — внимая вашим ссорам,
Я чувствую всегда, как я далёк от вас.

Люблю я… Но кого — мой ум решить не может:
Себя я потерял в раздумьи о себе ж,
И демон пустоты меня, скитальца, гложет,
И хочется уйти за жизненный рубеж.

И только иногда, в минуты вдохновенья
Богиня красоты мне родственно близка, —
А там опять идут позорные сомненья,
И властвует над всем тоска… тоска… тоска!

Хлопья мокрого снега. Уныло гудят провода.
Никого. Я — один, не считая подруги — печали.
Помню, как-то давно здесь ходил я с тобой, и тогда
Эти светлые звёзды нас тайно от всех обвенчали.

Так же было темно, так же пусто вокруг, и на нас
Так завистливо старые серые стены глядели;
Помню, где-то вдали, вдруг фонарь, задохнувшись, погас;
Помню это молчанье, — без слов говорить мы умели…

Я и ты… мы — одно! Миг великого чуда настал, —
Оттого, может быть, всё вокруг этой ночью молчало;
Нам казалось, что мир это только — для нас пьедестал,
Мы же — сердце Вселенной, ее и конец и начало.

О, тогда и теперь! Так всё гибнет, как вешний цветок,
И над всем торжествует проклятое жало измены, —
Оттого, может быть, мрак сегодня безумно жесток,
Оттого, может быть, так ликуют, злорадствуя, стены.

И воскреснет ли то, чем я жил и горел? Да иль нет?
Неужели в насмешку нас звёзды тогда обвенчали? —
Я не знаю… Чу, близится серый, холодный рассвет.
Никого. Я — один, не считая подруги — печали…

Влачит устало воды дряхлый Ганг.
Мир спит, угас… И смертных не жалея,
Навек замолк Синай. Поник Олимп.
Пуста, мрачна, беззвездна Галилея…

И смех, и слёзы без ответа.
Конец, начало где пути?
На свете нет ни искры света,
И мира в мире не найти…

Покой сгорел. Ясна мне истина:
Конец — не цель, любовь — не свет,
Смерть так живит, а жизнь убийственна,
И тесен мир, и Бога нет!..

Молчанье, стон ли, дождь иль радуга,
Червяк… звезда — не всё равно ль!
Желать на миг, желать ли надолго:
Всё тот же сон, всё та же боль!..

День… месяц… год… о, люди, горе вам,
Всегда, везде одно и то ж:
Мечта царит во сне лазоревом,
А наяву хохочет ложь!..

Да лжёт ли ложь? правдива ль истина?
Кто разгадает? Где ответ?.. —
Смерть так живит, а жизнь убийственна,
И тесен мир, и Бога нет!..