Набедокурил кривой мужичонка,
Щурится слепо, мол, что с мужика
Взять-то теперь? Разберись что откуда!
– «Цифру писал… так писал от пенька,
Глаз-то мутён, с грамотёшкою худо…
Это всё ты колдовал, куманёк!..
Жёнка в земле, третий год сиротею…
Дочь-сиротинку, и ту не сберег,
Глянь-ко, покойница, – выдал злодею!
Кто ж тебя ведал, шельмецкую морду?
Значит, в бега? Каждый сам по себе?
Выручка поровну, дочка тебе?.,
Пёс шелудивый, проваливай к черту!
Вам-то чего? Вся семья вор на воре,
Я ж дворянин, пусть мужицкой руки,
Выдь-ко из лавочки – чем не подворье?
Клети, чуланчики, да закутки…
Не-ет, тут юли не юли, а зарвался,
Всё разговорчики, чёрт их возьми!..»
Душно. Пар и т. Вроде, дождик собрался.
Лампа покачивается над дверьми.
Мутная капля скатилась по жёлобу.
Сумрак смолчал. И затенькал, соря
Каплями пляшущими по жёлтому
Кругу на крыше от фонаря.
Сосал из берёзовой чарки огонь,
Глодал-выедал с голодухи ладонь,
А потом завыл-заревел: «Мать твою,
Кого хошь спалю, кого хошь убью,
Зажирела, гляди, родня,
Прокляла меня, закляла меня,
Подпалю овин, огоньком завью,
Забурюсь, как волк, в зеленя…»
И стало вкусно глодать свинью,
Спасённую из огня.
Водка есть. Закуски нет. Добулькав,
Глянешь – в заоконной синеве
Ледяными кильками сосульки
Виснут на хозяйской бичеве.
И рассветом тронутая, то есть
Алою подкрашена водой,
Пламенеет белая, как совесть,
Простыня соседки молодой…
***
Чарующее слово – дефлорация …
Любил я необычные слова.
Мерещится какая-то акация,
Калитка, на головке кружева,
Волнуется всё это, несказанное…
Спросил я как-то девочку одну
По нраву ль ей такое слово странное?
И получил ещё одну весну
Невинную, считай – непреткновенную…
Люблю с тех пор лапшу обыкновенную.
***
Ну где же ты, нарядная? Какой-то май дурной…
Весна, как в банк, нагрянула налётчицей блатной.
Ранены ходики, пыль в углу,
Гирьки на комоде. Цепь на полу.
Жизнь в минусе тусуется, в душе такая хрень!
А по садам рисуется, плюсуется сирень.
Я тоже, моя лапочка, по улочкам пойду,
Я посижу на лавочке в Сиреневом саду,
Там бродит пава чистая, долу – зрак,
Стреляет в меня искоса, в полный мрак,
Походочка вальяжная, зной в зрачке,
Автомат Калашникова в мозжечке,
Заводит речи вежливые… ну а вдруг?
Не смеши, разведчица, пуст сам-друг.
Качай бёдра плавные, зрак – горе…
Бандюки галантные – в конуре.
Скушно без денежки? А им, на цепи?
Молодая, женишься. Злость копи.
Заводись, ранняя, раскачивай пульс,
Ходики раненые заводи в плюс.
Телок, загрезивший о тёлке,
Забыл меж сладких грёз о волке.
Волк дать мог в рыло, но не в долг.
И был телку предъявлен…
Щёлк!
***
Как на зуб проверяют золотую монету,
Ночь прикусывает молодую планету,
Звёзды сщёлкивает, как фискал,
Раздраконив к утру всю копилку,
Дарит миру кривую ухмылку,
Нежно рдеющий, сытый оскал…
Крест-накрест дранкою закрещены,
Багряно в ночь сочатся трещины,
Пока в саду, с волненьем слаживая,
Я за бычком бычок усаживаю.
Ты там, внутри сейчас, так жертвенно
Созревшая, царишь торжественно,
Горишь, по-царски мне обещана,
И ягода горит, как женщина…
Так зреют годы, яды, полночи,
Так ягоды звереют волчьи,
Так бьют их красные подфарники
В густые звёздные кустарники,
И никуда уже не денешься…
На что ты, милая, надеешься?
…лицо откинешь побелевшее
И – заскулишь… какого лешего?
Скулишь, скулишь … «Не я, не я была…»
Шалишь, – была! Какого дьявола
Теперь страшиться, стыть во мраке нам,
Когда уже мирам, их раковинам,
Цикадам их, радарам выдана
Времянка со сквозящей ветхостью —
До дна, до выдоха, до выстона…
Она уже запахла вечностью.
В шкурке своей леопардовой
Ты щуришься, девочка-зверь,
Вчера ты сидела за партою,
За стойкою бара теперь.
Глаза у тебя кокаиновые,
И вид у тебя – «роковой»,
Только вот жесты наивные
Всю тебя выдают с головой.
Девочка, бледная вишенка,
Что тебя жжёт и знобит?
Даже упрятавшись в хищника,
Не переменишь свой вид.
Читать дальше