Юрий Бердников - Полуденное солнце. Серия «Рандеву». Книга пятая

Причудлива причин и следствий связь.
Пусть полон мир вселенского покоя,
но на закате дня
рисуют вязь
листва и солнце на твоих обоях.

Мы разные во всём —
как небо и земля…
Однако нас одно сжигает пламя,
когда сливаются в объятиях тела
и губы вновь встречаются с губами.

Бокал случайно разобью,
едва, пронзая полумглу,
скользнёт луч солнца по стеклу
и осветит сквозь вырез грудь,
соблазну расчищая путь —

ведь так пленителен дебют
любовных девичьих причуд.

Грохочут электрички, поезда…
идут грузовики без интервала,
мальчишек носится несметная орда —
как далека здесь жизнь от идеала!

Но к вечеру спадёт жара,
и дачники, вернувшись с променада,
замкнутся во дворах до самого утра,
отдав на откуп тишине посады.

И мы в тот миг, со всеми наравне,
утонем среди звёзд, как капитаны,
открывшие на маленьком челне
другим ещё неведомые страны.

Поверив безмятежной тишине,
ты не заметишь приближенья шквала,
едва окажемся наедине
среди соблазнов летних сеновала…

И, задыхаясь в жаркой наготе,
противиться не станешь искушенью,
когда гроза в кромешной темноте
повергнет все окрестности в смятенье.

Твой лик и впрямь луноподобен,
красив разрез монгольских глаз —
всё то, что удалось природе,
не требует других прикрас!

И только ветра дуновенье
в идиллий трепетный мотив
привносит толику сомнений,
немного приземляя миф.

Библейское грехопаденье
забыто было… И рассказ
о Евы бурных похожденьях
в аудитории угас.

Но первый же нескромный взгляд
тебя уносит в запределье —
недаром всё пошло в разлад,
едва возникли параллели.

Насквозь пронзает всякий раз
тебя мой взгляд, и возбужденье,
как ток, невидимый для глаз,
несёт моё прикосновенье.

Но если ты войдёшь в экстаз
любовной схватки, то сраженье
закончится тогда для нас,
когда падём в изнеможенье…

Навскидку точно не скажу,
кого любил… и вновь люблю,
и душу зря растереблю,
когда пересеку межу:

а вдруг понять не захотят
и откровений не простят,
припишут то, чем не грешу,
отвергнут всё, чем дорожу —

так для чего мне интервью?

Пусть репортёрский атрибут
лишь оттеняет ярче суть
твоих задорных дерзких смут,
пусть ливни хлещут до утра,
когда стихия так щедра,
пусть гнутся до земли деревья,
и пусть за столиком одна
уже давно скучает Ева —
ты мне пока ещё верна,
мной избранная королева!

Но схлынет с улицы вода,
рассвет проникнет через щели,
и завсегдатаев орда
оставит стены цитадели.

Затем наступит тишина —
придёт пора и нам прощаться,
хоть каждый знает: здесь вина
и даже хуже – святотатство,
прощаться с женщиной тогда,
когда нельзя с ней расставаться…

Когда разрушен прежний кров,
а жизнь, прожитая беспечно,
идёт к концу —
мотив не нов,
рисующий нам бесконечность…

И пусть закон всегда суров —
вердикт мы признаём без слов.
Так отчего же вновь и вновь
бунтует жарко в жилах кровь?

Жизнь коротка,
искусство – вечно,
но и природы вечен зов!

Рассвет нечаянно застиг
сраженье скифа и девчонки,
развязки пылкой близкий миг,
смятение и жар просёлков,

попытку рощ и трав степных
вобрать стихию страсти ёмко,
внезапный стон…
И тени штрих —
как ты прекрасна, амазонка!