Терентiй Травнiкъ: Лекарь. Стихотворения

Всё! Становлюсь хорошим человеком:
Великодушным, добрым и простым.
Ни суета, ни годы – не помеха,
Ни разочарований горьких дым.

Всё! Становлюсь хорошим человеком,
А коли так – знать, вверенному быть:
В подходе к делу буду, как аптекарь.
С энтузиазмом взявшийся за нить —

Расстанусь с ворохом нелепых пересудов,
От гнусных мелочей освобожусь
И накопившихся по ходу фактов дутых —
Ото всего, над чем в свой век тружусь:

Отвергну и подгоны, и привязки,
Сведу печати с призывных страниц
И буду следовать той правильной подсказке,
Учась обыкновенности у птиц.

Всё! Становлюсь обычным человеком
И ничего не требую взамен:
Обычным-преобычным человеком
С его безмолвным тихим житием.

Вроде как не зима, только хочется снега,
Чтобы шёл бы и шёл он с утра до утра,
Чтобы с ним по-другому бы нам, человекам,
Предложили б услуги свои мастера.

И в загадочных швальнях, углах и шарашках
Кустари всех мастей, засучив рукава,
Заварили бы зимнюю кашу-малашу
И зима наконец бы вступила в права.

Это как-то по-русски, когда много снега:
Много снега и вьётся дымок из трубы.
Это как-то по-русски, когда человеку,
Заметая следы, не уйти от судьбы.

Потому нужен снег, что не пишется больше
Без его ворожбы ни стихов, ни картин,
Что нет мочи погудку отыгрывать дольше,
Чем тебе позволяли и должность, и чин.

Приуныли поэты без согласований
Между миром души и пространством вокруг,
Нет ни бренных утех, ни привычных терзаний,
Не встают дети лиры в назначенный круг.

Не скользит, не искрит,
не хрустит под ногами,
Не съезжает по скатам скучающих крыш,
Не идёт на работу с утра вместе с нами
Этот снег, потому, знать, и ты всё хандришь,

Всё пытаешься вынудить душу поверить,
Что с Покровом он всё же в Москве побывал,
Что под вечер укутанным в белый был берег
Там, где мост упирается в старый вокзал.

Всё пытаешься точки над чем-то расставить
Из того, с чем поладить смогли бы деньки,
Что сумело б найти исключенье из правил
И склонить… Нет, сподобить тебя на стихи!

Мой друг остался на перроне:
Не захотел, что тут сказать,
Трястись в удушливом вагоне,
Но согласилась вдруг тетрадь.

Теперь мы с ней в одном флаконе —
Подругой мятенькой моей,
А друг остался на перроне,
А другу – всё до фонарей.

Он будет медленно, но верно
Денёчки наши забывать
И станет выражаться скверно
И так же, видимо, писать.

Мой друг остался на перроне:
То ль сдрейфил, то ли просто так,
При форме, в галстуке, в короне —
Не согласился – во чудак!

И с каждым днём все дальше время
Разносит, раздвигает нас,
Работая по верной схеме,
Без уготовленных прикрас.

И больше нет его в законе
И даже нет в поправках дня.
Он где-то на пустом перроне,
А значит, там, где нет меня.

Под утро потеплело: мороз сменила слякоть —
Проваливалось тело с душою в эту мякоть.
И вкусный, как арахис, запечатлённый в сдобе,
Столичный гешефтмахер в откутерьёвой робе
Казался непривычным для среднего момента:
Казался очень личным, почти экспериментным.