Джордж Гаскойн: Пять веков британского поэтического портрета

Тебе бы, скажет Англия, не в том
Бою ничтожном пасть, а лютый страх
Внушать врагам в афганских злых горах,
Где близкой битвы нарастает гром.

Ты встал бы, как Аякс у кораблей,
Остановил, собрал бегущих прочь,
Прикрыл щитом надёжнее скалы,

Чтоб кровью тёк Гельменд среди полей,
И в свой промозглый край, где правит ночь,
Теряя перья, унеслись Орлы.

Друг нежный, я в заглавных буквах дам
Жизнь всем твоим блестящим именам.
От сна очнувшись, дивный Аполлон
Решит, чтоб впредь я блюл его закон,
Душой к тебе лишь и к стихам влеком.
Ждет эмпирей того, кому знаком
Из всех даров — не виртуозный слог,
Не золотой Поэзии чертог,
А братская любовь, что греет нас.

Антропофаги (Мавра дивный сказ),
Волшебный пояс, что носил Улисс,
Горят сияньем Муз, но первый приз —
Удел не их; в честь Девяти сестер
Сияя, снищет лавровый убор
Творенье не тщеславного пера,
А скромный дар тебе, моя сестра.

Как возвещает третье из имен,
Им наш с тобой, сестра, союз скреплен:
Тебе сулит оно как добрый знак
Сынков, и дочек, и без счету благ.

Не позабыть мне злых гримас,
Волос, как смоль, и черных глаз
Той, чей смешок колюч и дик,
Как дятла дробь в тиши, — и вас
Не пощадит ее язык —
Кэт скажет правду напрямик.

Тот язычок неукротим,
А голосок звенит струной;
Как пламя, бьется в сердце жар.
Нрав пышет кипятком крутым,
И ум искрится озорной,
Острее сабли янычар.

Пряма как луч, чиста как лед,
Придирчив вкус ее и строг.
Где друга Кэт себе найдет,
Сверкающая, как клинок?

Кэт говорит, что нет мужчин,
Кэт презирает звон монет,
Не верит клятвам и стихам,
Ей скучен мой любовный бред.

Будь доблестный я паладин,
Увитый лаврами побед,
Кумир солдат и светских дам —
Я дал бы рыцарский обет
И ринулся в смертельный бой,
С пути сметая вражий клин,
За нежный взгляд ее один —
И был бы в хрониках воспет.
Кэт нужен рыцарь и герой,

Но нет героев, век не тот.
Где пару Кэт себе найдет?

Стоит Фьяметта, в пелене тоски,
Под яблоней; вокруг кипит весна.
И сыплются цветы, когда она
Отводит ветвь движением руки.
Срываются, как слезы, лепестки,
Взлетает птица, меж ветвей видна,
Душа предощущением полна:
Жизнь — вянет; смерть крадется воровски.

В летящий шелк красавица одета,
И ангела вдруг замечаем мы
У края яркой солнечной каймы.
Надежда воплощенная, Фьяметта,
Являет знак Господнего обета.
Се — свет души на фоне смертной тьмы.