Виктор Свинаренко - Белуха. Выпуск №1

– Дык попадёшься!

– Ну и что? Дён двадцать всё одно погуляю, потом суд, туда, да сюда, вот промывочный сезон и кончился. По первому разу суд шибко-то строгий не будет. Ты, к прмеру, получишь розог, вот и всё. Мне-то, конечно, в случае чего шпицрутены грозят, да это и лучше, чем могила, отлежусь и к плавильной печи… всё лучше, чем здесь. Так что решайся.

Яков Усов вслушивался в голоса и пытался определить, кто там разговаривает, и о чём. Высокий голос у Меркула Березовского, с хрипотцой у Фёдора Елгина, сиплый у Никиты Горбунова. Громче всех обычно разговаривают, почти кричат Козьма Белов и Иван Терёхин. Ещё в этой избе проживали Трофим Варнаков, Тимофей Гусельников, Антон Печерников и Никифор Захаров.

– Много всех! Попробуй тут разбери. А разговор-то крамола, да и только. Вот что, Еор, пошли к шихмейстеру, надо доложить.

– Да, ну, их к лешему! Не наше это дело. Да, и не докладывал я никогда, а на своего и подавно не собираюсь. Нет, ты как хошь, а меня уволь.

– Пошли, иначе пойду один и скажу, что ты приготовление к побегу покрываешь.

– Чё это…

– А вот тебе и чё! Они, значит, бегать будут, а мы за них чахотку зарабатывать, нет, друг ситный, так дело не пойдёт. Айда, кому говорю!

Яков Усов в бергайерах был недавно, никак о том не думал, и зол был на весь белый свет. Год назад со службы в Барнаульском заводе сбежал его родной брат, угольщик Самойло Усов. И не нашёл ничего лучше, как явиться на родину, в деревню Метели Чарышской волости к родному брату. Ну, вот зачем, скажите на милость, зачем ему надо покрывать беглеца? Вот он и сдал его сельскому старосте. Поначалу вроде всё хорошо складывалось. Главное начальство Алтайских заводов через Чарышское волостное управление провело повальный опрос жителей деревни, все двадцать четыре крестьянина поступок Якова Усова одобрили и правление просило министерство финансов выделить Усову денежную награду. Но министерство финансов ответило, что считает достаточным объявить признательность начальства за его похвальный поступок. А вот в селе Якова с тех пор стали называть Иудой, и как только поступило предписание послать рекрута в заводские работы, общество единодушно выкликнуло Якова Усова. По форме всё было верно, родители его давно померли, сам недавно овдовел, детей не нажил. А то, что ему глянулась девка в Калмацких Мысах, и он уже сговорился засылать к ней сватов, никому дела не было.

Выслушав донос, Абортин немедля объявил о том начальнику прииска шихтмейстеру Харитонову, который приказал выставить к избе караул.

Утром Абортин приказал привести всю команду, а для начала высечь розгами Горбунова. Рассудил, Горбунов из всех самый шумный и дерганый, значит, окажется наименее стойким. По высечении Горбунов заявил, что его подговаривали бежать бергайеры Белов, Терёхин, Березовский и Елгин, а промывальщик Гусельников и бергайеры Печерников, Варнаков и Захаров невинны.

После того, как Абортин приказал связать Белова, Терёхина, Березовского и Елгина, Белов выхватил нож, и стал кричать, что он не даст себя без вины наказывать и зарежет любого, кто к нему подойдёт. Пока пытались отобрать у него нож, Березовский и Елгин забежали в избу, где они квартировали и в которой сидели взаперти ночью и закрылись изнутри. Елгин стал с ножом у открытого окна и закричал: Первого кто войдёт, зарежу! Распустите команду, иначе дверей не отворю!

Абортнев подошёл к окну и спокойно сказал – ну и сидите. Ежели выйдите – прикажу связать и отправлю в суд, а нет – приставлю караул и заморю с голоду. Те, разумеется поартачились и вышли. А вот Терёхин, воспользовавшись суматохой, сбежал.

Следствие по делу о буйстве на прииске

Фёдор Богданович Клюге читал формулярные списки бергайеров, дело о которых ему предстояло рассмотреть в суде. Свидетели были допрошены, всё было совершенно ясно и можно было выносить приговор, если бы…

Березовский Меркул Васильев из крестьян. Взят в рекруты воинской командой при принудительной отправке крестьян Ояшской волости в заводские работы в 1831 году. От роду 24 года. С марта 1831 года рекрут, до мая того же года запасной служитель, с мая бергайер. В том же 1831 году за первый побег со службы наказан 150 ударами палки. Знает грамоту. С паспорта выданного ему, начался ояшинский бунт. Прочитал в нём, что является «казённым крестьянином» и решил, что казённый – это государственный, а если государственный, значит, к работам его привлекать нельзя, хватит того, что платит подати и чинит дороги. Запись сия был произведена ошибочно, но этого хватило, чтобы убедить мужиков, у которых были такие же записи, в правоте своих слов и поднять бунт.