Какие пески отдаляли далекую встречу,
Какие века разделяли блуждающих нас,
А ныне мы вместе, мы рядом, и вот даже нечем
Засыпать пустыню и голод раскрывшихся глаз.
И только осталось твое озаренное имя.
Как хлебом питаться им — жадную душу кормить,
И только осталось пустыми ночами моими
Звериную муку мою благодарно хранить.
Спокойно платить этой жизнью, отрадной и нищей,
За нежность твоих — утомленных любовию — плеч,
За право тебя приводить на мое пепелище,
За тайное право: с тобою обняться и лечь.
«О, упоенье крепкое: еще не полюбя…»
О, упоенье крепкое: еще не полюбя,
За радость допотопную уже предать себя.
Руки еще не трогая, уже торжествовать —
Предвидеть столь и трапезу, и дружбу, и кровать…
О, полнота последняя: ни слова не сказав,
Смотреть в твои прекрасные — пустынные — глаза.
«Два глаза — два окна в победоносный воздух!..»
Два глаза — два окна в победоносный воздух!
Я много лет их у Тебя просил!
Две вести о крылах, о чудесах и звездах,
Два обещанья радости и сил.
Два глаза — два окна распахнутые настежь
В края невероятной полноты,
Две двери в очистительное счастье —
В очарованье райской наготы.
Два глаза — две страны, две радостный сферы
Бесстыдной и ликующей любви,
Два праведных луча, два страстных знака веры
Два раза утвержденное: живи.
Прочь,
С дикой жизнью своею, с делами, с гробами своими.
Мне не нужен никто, а вам не хочу я помочь.
Ныне во мне пребывает любимое Имя.
Господи, научи счастье мое превозмочь!
Я отвергаю алчбу, унижете, жалость и холод!
Ныне открыта мне радость отчаянных лет.
Именем трудным моим свод небес потрясен и расколот,
Именем легким моим бедный Мир окрылен и согрет.
Небо, сияй иль греми — я смеюсь над твоим приговором!
Земля, уходи из-под ног — я останусь средь гневных высот.
Светоносное Имя мое, среди яростной облачной своры,
Меня озарит торжеством, утвердит в пустоте, вознесет.
Много любимая,
Ты,
Прости, что убогие строки
Тенью твоею я ныне посмел освятить.
«Легчайшая, ты непосильным грузом…»
Легчайшая, ты непосильным грузом
Легла на дом, дела мои — и дни.
О, встреча встреч — мной был впервые узнан
Закон любовной древней западни.
И я пошел, я ринулся — безногий! —
Закрыв — уже ненужные — глаза,
Туда, откуда нет живым дороги —
В первоначальность, без пути назад.
О, Господи, какое просветленье!
О, Господи, пытай меня, неволь —
Приемлю грех, приемлю искупленье,
Но дай еще послушать эту боль.
«Ее глаза хмелели: "требуй, мучай…"..»
Ее глаза хмелели: «требуй, мучай…»
И руки ждали ненасытных рук.
Но я не дрогнул пред мольбой могучей,
Непобедим, спокоен, строг и туг.
Что тех минут достойней, чище, лучше?
Противостать — и, счастью вопреки,
Стоять, глухонеметь, и молча мучить
Нагие обреченные зрачки.
«Чаять нечаянных прикосновений!..»
Чаять нечаянных прикосновений!
Видеть, не глядя, все те же глаза!
Им предаваться до тла, до забвенья,
В них уходит без возврата назад!
Бросить в игру одичалое тело!
Рухнуть — и прянуть — и стать, не дыша…
Разве затем ты на землю летела —
В неповторимом полете — душа?
Нет, я недолго у сердца любимой!
Я лишь затем у заманчивых ног,
Чтоб из любовной игры — нестерпимой! —
Снова восстать победителем мог.
И очищаясь от дел и желаний,
Вновь ухожу — на большие труды —
В холод и великолепье молчанья
Биться над глыбой словесной руды
I. «Я много дней его смолил…»
Я много дней его смолил,
Ночами щели конопатил,
Ночами камни, землю, ил
Носил в потемках по лопате.
И после долгих дней труда
Пришли обещанные сроки —
И взмыла дикая вода
Ковчег, уклюжий и высокий.
Ковчег плывет — и о борты
Напрасно бьются крики Мира.
О, пенье нужное эфира
В краях нездешней высоты.
Подводные минуя камни
Людской корысти, снов и дел,
Я вдруг узнаю, как легка мне
Моя душа — и мой удел.
Читать дальше