Анна Брэдстрит - Поэзия США

Прими ж народного гонца,
О младший брат Москвы!
Швартуем мы свои сердца
У берегов Невы.

Они снуют, как тени, меж домами,
В неясные фантомы сплетены,
Как саваном, окутаны телами,
В которых души их погребены.
Их дни тянулись без любви, без веры,
И с Небом не за совесть, а за страх
Они сражались, предпочтя химеры, —
Чтоб победить и обратиться в прах.
И стогнами разверстого кладбища
Слоняются, не преклоня главы,
И верещат, — могил несытых пища:
«Одни лишь мы живые, вы — мертвы».
Несчастные! Застыл в безмолвном крике
Знак эпитафии на каждом лике.

В домах и землях есть ли прок?
От купчих и оград, струясь
Ручьем, когда настанет срок,
Они в кладбищенский песок
Уйдут, над жадностью глумясь.

Тогда умолкнешь, стиснут вдруг
Землей, что ты держал в руках.
Ком липкой глины! Свой досуг
Умножив, завершишь свой круг
И в жалкий возвратишься прах.

Копи! Бедняк какой-нибудь,
Что жив смекалкой и умом,
Отыщет в этом мире суть:
Господь ему укажет путь,
Ему достанется твой дом.

Все, чем владеешь, с давних пор
Он обращает в свой доход,
И, взявши серп или топор,
Леса, луга, вершины гор —
Всю землю он приобретет.

В палатах ты не усидишь:
Он правит всей твоей судьбой.
Ты сладко ешь и мягко спишь,
Он — нищ, как полевая мышь,
Но он — хозяин над тобой!

Твое безделье лишь взрастит
Траву на всхолмленной земле, —
Его же слово оросит
Дождем — и солнцем озарит
Мир, заблудившийся во зле.

Размер могильного холма
Твои владенья обретут, —
Но не смогла б и Смерть сама
Отнять владения ума
И обесценить честный труд.

Трепещет лист, едва-едва
Поющей птахою задет, —
Мерцают в памяти слова:
Она была, ее уж нет.

Вбирает озеро без края
Небесный бесконечный свет,
Но исчезает проблеск рая:
Она была, ее уж нет.

Пришла — как ранняя весна
Чредой стремительных примет
Сад отрешает ото сна —
И вот теперь ее уж нет.

Как ангел на одно мгновенье
Влетел, а там — пропал и след,
Она осталась, как виденье,
Со мной, когда ее уж нет.

Тускнеет день. Едва хранит
Лампада — пламя долгих лет;
Один лишь луч во мне горит:
Она, которой больше нет.

Древнейший род сойдет на нет,
Ветвь королевская увянет;
Знакомый каждому предмет
Природа охранять не станет.

Но те, кто ввысь свой дух простер,
Как звезды на небе, горят;
Темница, плаха и костер
Их никогда не истребят.

Собрав оружие свое,
Природа сокрушает рок,
А затупится острие —
Придет святой или пророк.

Земля мадьяр! Пускай тиран
Разорванную цепь скует.
Тебе высокий жребий дан,
Ты свергнешь ненавистный гнет.

В смертельных муках и борьбе
Ты подвиг совершила свой, —
И слава снизошла к тебе,
И землю посетил герой.

Тебя он спас — и умер. Что ж!
Ему в могиле не страшны
Казачьи орды или нож,
И нам слова его слышны.

«Я — Кошут. Будущее! Ты,
Что обеляешь иль чернишь,
Склонись ко мне, и пусть цветы
Растит кладбищенская тишь.

Я избран был как трубный глас
Господень, сотрясавший твердь.
Оковы смерти ждут всех нас,
Но этот зов сильней, чем смерть!»

Мой кучер ждет меня наружи.
Как лошади, и он продрог,
Клянет он резкий ветер стужи, —
Ругаться так и я бы мог.

В кулак оцепеневший дуя
И топая у двери там,
Хотел бы он, чтоб был в аду я,
И шлет меня ко всем чертям.

Наверно, видит он оттуда,
Прижав замерзший нос к стеклу,
Как бело-розовое чудо
Веду я под руку к столу.

Счастливцем с ношей драгоценной
Сейчас я перед ним предстал,
Он слышит выстрел пробки пенной
И видит золотой бокал.

А я с такою же тоскою,
В гостях у старого осла,
Завидую его покою
Там, за окном, где ночь светла.