Анна Брэдстрит - Поэзия США

Слышишь: к свадьбе звон святой,
Золотой!
Сколько нежного блаженства в этой песне молодой!
Сквозь спокойный воздух ночи
Словно смотрят чьи-то очи
И блестят,
Из волны певучих звуков на луну они глядят,
Из призывных дивных келий,
Полны сказочных веселий,
Нарастая, упадая, брызги светлые летят,
Вновь потухнут, вновь блестят
И роняют светлый взгляд
На грядущее, где дремлет безмятежность нежных снов,
Возвещаемых согласьем золотых колоколов.

Слышишь: воющий набат,
Словно стонет медный ад!
Эти звуки в дикой муке сказку ужасов твердят.
Точно молят им помочь,
Крик кидают прямо в ночь,
Прямо в уши темной ночи
Каждый звук.
То длиннее, то короче,
Выкликают свой испуг, —
И испуг их так велик,
Так безумен каждый крик,
Что разорванные звоны, неспособные звучать,
Могут только биться, виться и кричать, кричать, кричать!

Только плакать о пощаде
И к пылающей громаде
Вопли скорби обращать!
А меж тем огонь безумный,
И глухой и многошумный,
Все горит,
То из окон, то по крыше
Мчится выше, выше, выше
И как будто говорит:
Я хочу
Выше мчаться, разгораться — встречу лунному лучу, —
Иль умру, иль тотчас-тотчас вплоть до месяца взлечу!
О, набат, набат, набат,
Если б ты вернул назад
Этот ужас, это пламя, эту искру, этот взгляд,
Этот первый взгляд огня,
О котором ты вещаешь с плачем, с воплем, и звеня!
А теперь нам нет спасенья:
Всюду пламя и кипенье,
Всюду страх и возмущенье!
Твой призыв,
Диких звуков несогласность
Возвещает нам опасность, —
То растет беда глухая, то спадает, как прилив!
Слух наш чутко ловит волны в перемене звуковой,
Вновь спадает, вновь рыдает медно-стонущий прибой!

Похоронный слышен звон,
Долгий звон!
Горькой скорби слышны звуки, горькой жизни кончен сон, —
Звук железный возвещает о печали похорон!
И невольно мы дрожим,
От забав своих спешим
И рыдаем, вспоминаем, что и мы глаза смежим.
Неизменно-монотонный
Этот возглас отдаленный,
Похоронный тяжкий звон,
Точно стон —
Скорбный, гневный
И плачевный —
Вырастает в долгий гул,
Возвещает, что страдалец непробудным сном уснул.
В колокольных кельях ржавых
Он для правых и неправых
Грозно вторит об одном:
Что на сердце будет камень, что глаза сомкнутся сном.
Факел траурный горит,
С колокольни кто-то крикнул, кто-то громко говорит.
Кто-то черный там стоит,
И хохочет, и гремит,
И гудит, гудит, гудит,
К колокольне припадает,
Гулкий колокол качает, —
Гулкий колокол рыдает,
Стонет в воздухе немом
И протяжно возвещает о покое гробовом.

Тень разодрана лучом,
Не укрыться нипочем
На брегу твоем крутом,
Шенандоа.
Бушевала здесь война.
(Эх, Джон Браун [21] Джон Браун — один из самых мужественных противников рабства, в 1857 г. поднявший с отрядом своих сторонников восстание в Харперс-ферри и казненный после того, как оно было жестоко подавлено. , старина)
Не зазеленеют ветви снова.

Эти раны, там и тут,
Никогда не зарастут,
Иль напрасен бранный труд,
Шенандоа?
Рана каждая страшна.
(Эх, Джон Браун, старина)
Метеор сраженья рокового.

Когда ураганы свои океан
Во глубь континента нагонит, —
Смятенье и ужас на лицах крестьян
И город измученный стонет, —
Тогда не открытых, а внутренних ран
Боюсь я твоих, государство.
Боюсь твоих величайших надежд, отравленных ядом коварства.

Природу сумеем, пожалуй, сдержать,
А может быть, даже сдержали;
Сумеют и дети — и с пользой — читать
Ее роковые скрижали.
Но бури есть тайные — их не унять,
Нам и не понять их, а все же —
Боюсь, что прогнили стропила домов и киль корабля покорежен.

Мирно ласточки летят,
Словно из былого,
Над могилами солдат
Во поле в Шилоу.
Ночью здесь с небес лило,
День и день творилось зло,
За два дня в апреле
Нивы заалели
Вкруг села Шилоу.
Церкви тамошней стена
Чуть не рухнула: она
Приняла молитвы
Жертв кровавой битвы.
Грозно встала рать на рать —
И стоят, ни шагу вспять,
Не желая изменять
Доблести былого…
Вот и ласточки опять
Во поле в Шилоу.