«Это дождь золотой…. Я ведь помню их – саженцы детства,
Посмотри, как они подросли, и они уже сплошь великаны!
А ведь голые прутики были, даже не во что было одеться…»
Я целую тебя, и теряю рассудок, и вновь изумляюсь наиву
Слов сторонних слов твоих, и влюбляюсь, как мальчик, в Наташу.
Боже мой, до чего же всё это запретно, и странно счастливо!
Но ведь мы же с тобою всё те, мы ведь помним излучинку нашу,
Мы одни знаем то, как на ней зрели наши рассветы,
Как тропу выстилали берёзы, в ногах драгоценные блёстки,
Как неправильно, милая, как-то неверно слова твои, радостно спеты,
Как не скажут вовеки мальчишки, поэты-подростки…
И маститые тоже, пожалуй, не смогут поэты.
***
Как славно, если горести избыты,
На лавочке, над берегом другим
Припомнить вдруг старинные обиды,
И – рассмеяться глупостям таким.
И поперхнуться дымом горьковатым,
И дверью хлопнуть, топая в избу,
И засыпать, почти невиноватым,
Сиять во сне, благодаря судьбу…
* * *
Как я любил тот чад,
Тот пыл, те разговоры
О том, что мир театр
И все мы в нём актёры!
Но прогорел театр
И припекло актёров.
Зола. Сладимый смрад
Пошлейших разговоров.
Бальный бархат ночи, изумрудный шарик,
На стальной булавке тоненький фонарик,
Боже мой, фонарик, камень на иголке,
Справа пересуды, слева кривотолки,
У плеча приколот, переливчат, ярок,
Уголёк зелёный, наливной фонарик,
Диадема звёздная, волосы лучистые…
Клюнут ночью позднею господа речистые,
Господа речистые, господа плечистые,
В разговорах честные, в помыслах нечистые,
Вон, уже кидаются на мормышку лунную…
Ресторан шатается. Клюнули, клюнули!
Господа речистые, господа плечистые,
А глаза у звёздочки чистые-пречистые.
***
Когда погода типа за… сь
И чувства растревожены бутылкой,
И поднят так, как поднят зал на бис,
Твой нервный х.., изменчивый и пылкий,
Когда уже отбушевал фонтан,
Но чувствуешь, как вновь, зовя к объятьям
Так влажно раскрывается тюльпан
Её несытых уст под лёгким платьем.
Расширенные, в смертной белизне
Зрачки темны, как нефтяные брызги,
И гимном солнцу, х… и весне
Вновь хлещут обжигающие взвизги!..
***
Коконы, бабочки, куколки нежные..
Как я мечтал разгадать тишину!
Голос был нежный, мечты белоснежные…
Куколкой голос свернётся ко сну.
Странно. Не страшно. Даже спокойно.
Радостно даже. Вот май, вот июнь.
Осень. Зима. Снова май заоконный.
Кокон раскрылся… лишь в крылышки дунь!
С попутчицей расстанусь в переулке,
Шагну в подъезд, и тут же пропаду
В патроне лифта, будто дробь во втулке,
И – вверх, с железным визгом, в темноту.
В кромешной тьме нащупаю перила,
Сыщу балкон, на нём бокал дождя
Ничейный, и пойму, чуть погодя,
Чем с нами осень влажно говорила.
Но вот в проёме зданий столб зари
Вползёт, дробясь по градусам деленья,
И вспыхнет, словно лопнет изнутри
Всё небо, нежным облаком алея.
Седьмой этаж. Контрольная черта.
Стекло налилось светом аварийным.
И нежно отдаётся краснота
Кварталам серокаменным, серийным.
***
Конь в траве,
Перепутавшей струны тугих сухожилий.
Дробный стук.
Нервный храп.
Полукрылие тонкой ноздри.
Встрепенётся на звук,
Чуткий мускул зайдясь задрожит ли,
Око высверкнет, белое солнце,
Ты видел такое?
Смотри!
Голос крови. Следы.
Точно ветром траву уложило.
…в детстве так: на зелёном сукне
В механизме копался,
Как вдруг
Стук в окно!
На коленке шарнира
Шевельнулась шальная пружина,
Подскочила, звеня,
И в лучах
Отсверкал
По углам
Перестук…
***
Космический огонь
Погуливает в бане,
Вышатывая донь
Из сутеми в сиянье.
Два дна, она и он,
Из полымя купели
Доводят тёмный стон
Двух дон до колыбели.
И вот уже душа
Гляет над трубою,
Светла и хороша,
Светла сама собою…
Не говори в конце:
«Алаверды»,
Не говори: «Концерт
Аяк талды»,
На хинди, на фарси
Ты не форси,
И не гони коней,
Живи скромней.
Говнализы мочи
Боготвори,
И вообще, молчи,
Не говори.
* Алаверды – типа «наше вам» (груз.)
**«Концерт аяк талды» – типа: хана. Дословно: «Концерт окончен». (Каз.)
Читать дальше