Ирина Ключникова - И под ногами снег скрипел как в детстве

Эх-ма, по одной выпьем-ка, подруга.
За душевный покой, за милого друга.

Наливай, не жалей, пусть звенят бокалы.
И давай за друзей, наливай по малой.

Дай им Бог до ста лет проживать безбедно,
ну и нам жить без бед, это ведь не вредно.

И ещё, дай всем Бог, счастья и здоровья,
чтоб жилось хорошо, чтоб жилось привольно.

Так давай по одной наливай, подруга.
За душевный покой, за милого друга.

И пускай за окном завывает вьюга,
мы ей скажем потом: «Запевай, подруга».

Заходи, соседка, кофейку попьём,
посудачим метко – было бы, о чём.

Чашечки да блюдечки, кофе аромат,
пышные ватрушечки, сладкий виноград.

Тёплые денёчки больно хороши,
где-то песня льётся прямо для души.

Бабочки порхают, носятся стрижи.
Хорошо на даче. Правда ведь, скажи.

Вот и посудачили. И нашли, о чём.
Приходи, соседка, завтра вечерком.

Посидим, поокаем мы о том, о сём.
Ну а там и песню, может быть, споём.

Ангел мой, только ты искренне веришь в чудо,
в лето среди зимы, принцев и Робин Гуда.

Милая, только ты – счастье моё вожделенное,
сладкое и мгновенное, словно цветные сны.

Дни без тебя пусты. Вакуум заполнил ветер
и разбросал листы с нотами новых песен.

Вот и сижу один, пью по глоточку виски,
сам себе господин и предводитель мысли.

Ах ты тоска, тоска. Жалкая и скупая.
Женщина, но не та. Та, что в мечтах, – другая.

Серебро твоей печали золотом не станет.
Слишком много обещали, слишком много лгали.
Невозможно согласиться с тем, что пели птицы,
невозможно измениться, если маски – лица.
Уходили от сомнений, правды не искали,
что должно было случиться – всё случилось с нами.
И зачем теперь виниться – оба виноваты,
слёзы на твоих ресницах высохнут когда-то.
Третий лишний пригодится. Не играй словами.
Я не птица, ты не птица – пропасть между нами.

Кто сказал, что сильные женщины не плачут?
Плачут, бедолаги, волком воют,
если обида к горлу подкатит
и волною безысходности накроет.

Иногда скулят под дверью тихо,
сжав в кулак натянутые нервы,
осознав, что истинное лихо
бьёт похлеще прутиков из вербы.

Но сочувствия они не ждут, поверьте,
перекроют кислород, как только
попытаетесь поплакать вместе,
прикоснувшись струн души невольно.

Ах как холодно в квартире.
Кашемировая шаль греет тело,
а не душу, познающую печаль.

Воздух скомкан в плотность гири.
Тень метнулась у окна.
Окольцованною птицею распласталась тишина.

Два-три слова комом в горле.
Затянувшийся рассвет.
Оправдания аккорды обезличили сюжет.

На двоих разделённая нежность
мотыльками коснулась души.
Может, грешен, а может, безгрешен.
Но сейчас не об этом, прости.

Ах, как хочется жить. Ах, как грешен.
Ах, как хочется песню запеть
или сока из спелых черешен выпить залпом
и в небо взлететь.

Даже если и чуточку грешен,
что сейчас-то об этом скорбеть.
Без любви мир напыщенно пресен,
как птенец, не умеющий петь.

Не спеши уходить. Сколько вёсен
мы могли бы с тобою прожить.
Не спеши. В эту дивную осень
я – любил, и не мог не любить.

Да, тысячу раз – да! Прикоснись, обними, зацелуй допьяна –
эта ночь создана для радости и познания тайн греха.

Не жалей ласк, от них растаю, стану воском в твоих руках.
Мне не стыдно. Да, я такая, как в твоих самых смелых снах.

Нам простятся минутные слабости, если это и есть любовь,
если нет – да минует в старости сожаленье за лучшую роль.

Обожжённые крылья бабочки причиняют бедняжке боль,
а она всё кружит у лампочки, а она всё летит на огонь.

Я не хочу играть в любовь,
но с неизбежным постоянством
штудирую чужую роль,
признав в себе талант паяца.