Вера Павлова - Записки счастливого человека

В полном составе чужая семья.
Сослуживцы. Стая ворон.
В гробу – любимый, за гробом – я,
второе лицо похорон.
Соболезнующих череда.
Яма. За комом ком.
Ворон, ворон, скажи, когда
стану первым лицом?

Гуляем по Красной площади.
– А это лобное место,
здесь рубили головы.
Четырёхлетняя Наташа, оживляясь:
– А сегодня будут?
Памяти клад ища,
плачет горемыка.
Старого кладбища
мраморная книга
ветром залистана,
захватана мхами.
Прячется истина
прямо под ногами.

Проводили. Зарыли. Простыли —
жизнь вступила в свои права.
Что растёт у тебя на могиле —
незабудки, забудь-трава?
Днём и ночью работают пчёлы —
нарасхват незабудковый мёд.
Послесмертия новосёлы
ждут прохожего. Не идёт.

Он?
No.

Он,
но…

Он.
Но!
– Тпру.

Спят, улыбаясь, в гробах страдальцы —
всё отболело, всё отлегло.
Два обручальных кольца на пальце —
одно велико, другое мало,
а было впору. Из тысяч гостиниц
и двух больниц улетел, белокрыл,
тот, кто мерил на свой мизинец
кольца, которые мне дарил.

Чёрный крепдешин.
Водка. Овощи.
Пробка из машин
скорой помощи.
Не до слёз врачу
укоризненных.
Пир во время чу.
Мало избранных.

Мастер леса́ ладит,
разворачивает чертежи на столе.
Жизни как раз хватит
вырубить храм в скале,
ангелам берлогу.
И во сне, на заре,
сдав работу Богу,
лечь костьми в алтаре.

Напечатать R. I.P.
Фото разместить.
Колокол охрип
по родным звонить.
Позвонить не сметь
близким. Строчки лить.
Пользователь Смерть.
Кликнуть УДАЛИТЬ.

В папин последний день
в здании Гинцветмета
не было никого,
кроме папы и охранников,
которые не пускали к нему
бригаду скорой помощи —
требовали выписать пропуск.

Невечерний звон.
Птиц за окном лакримозы.
Муза плача, вон!
Муза улыбки сквозь слёзы,
подскажи слова,
сказать помоги умершим,
что любовь жива,
что мы высоту удержим.

В ящике стола
очешник умершего —
гробик для очков.
Дорогая оправа.
Для чтения. +1.

Часики на счастье
подарил мне ты —
время на запястье
носить для красоты,
уповать на чудо,
встречу торопя,
и считать минуты
и годы без тебя.

Часики Tissot,
куплены в Montreux,
шли десять лет
на одной батарейке —
и встали, как только я
написала этот стишок.
Работник «Ремонта часов»
в Атриуме на Курском
был как две капли воды
похож на Стива.

Вычитаем в уме,
складываем в сердце
тех, кто матери-тьме
возвращает тельце,
забывая живых,
улыбаясь вдовам.
Ты же выкормишь их
молоком грунтовым?

я воспою заранее
в каждом стихотворении
мировое умирание
в пятое измерение
там в унисон с иконами
станут все без изъятия
фотоснимки объёмными
и раскроют объятия
Боже, прости святотатца. Откуда бедняге
знать, что нечего и пытаться молчащих
перекричать. Живётся ему не очень. Укол.
Валидол. Обол. Молчанием позолочен неба
тяжёлый подол.