Виктор Венцель - Чумная яма

Осень в выцветшей шинели, как обычно, ходит первой.

Дробь дождя и мелких листьев, долетая с первой строчки:

Бьет свинцом тяжелой выси, заменив слова на точки.

…Солнце с именем Алате опускается за Илет:

Осень в сером маскхалате бьет уверенно.

Навылет.

Мои мысли считают глупым приравняться к калибру пуль.

Экипаж пистолета бледен, и имеет печальный вид.

Через солнце отправят трупы, на поправку, в далекий Туль.

Стойкий привкус каленой меди вплавлен в серый колючий твид.

Экипаж пистолета бродит меж холодных седых пружин.

Тишина заставляет выйти кого в дверь, а кого – в окно.

День Рождения стал не в моде там, где празднует Смерть дожин.

Кто-то истину ищет в смрити, кто-то ей предпочел вино.

Экипаж пистолета весел, собирается на парад.

Уходя погасите солнце – и не нужно платить за свет.

За рядами гранитных кресел десять лун в пятьдесят карат.

Пять грошей да пяток червонцев за горящий от звезд вельвет.

Экипаж пистолета хмуро поднимется на заре.

Мертвеца напоить абсентом, за его упокой души.

Ход конем, да не та фигура – вместо пульса одно тире.

Затяните на шее ленты из стеклянной больной тиши.

Экипаж пистолета нынче собирается на привал.

Если в виски добавить звезды, то ни вам заменят лед.

Если кто-то немного взвинчен, то теперь он на все плевал.

Никогда не бывает поздно, а бывает не тот черед.

Экипаж пистолета с песней вырыл черный сырой окоп.

Никогда не будите спящих – может быть, они все мертвы.

Новый дом невозможно тесный – деревянный скрипящий гроб.

Вас закроют в сосновый ящик и зароют среди травы.

Экипаж пистолета лихо собирается на войну.

В наше время без некролога не узнать для чего покой.

Если вдруг в вашем доме тихо, позовите к себе луну.

Если вдруг вы узрели Бога – помашите ему рукой.

Экипаж пистолета курит, да разводит в ночи костер.

Для кого не наступит завтра, поживите тогда вчера.

Расплескался дождем в велюре безобразный ненужный вздор.

По бумаге тянулась растра от рождения до одра.

Экипаж пистолета молит их отправить в последний бой.

Только тихо поет железо, отбивая неровный такт.

Остается немного боли – механизмы давали сбой.

От бемоли и до диеза, ноты, плюнув, ушли в антракт.

Экипаж пистолета шепчет о спасении у виска.

Бесполезное слово «дальше» заблудилось в потоке фраз.

Поиграли на чет и нечет, от того и берет тоска.

…Экипаж пистолета с маршем выполняет немой приказ.

За окном умирает день. Плачет дождь за немым стеклом.

Носит осень стальной шелом, разливая под ноги глень

Ей к лицу и другой фасон, где все ярко, и так пестро.

И я в руки беру перо.

Я рисую свой светлый сон.

Я рисую стеклянный дом. В его окнах зверей и птиц.

Вижу в сводах пустых страниц пару ив над седым прудом.

«Это трудно, но сможешь – грезь», шепчут мне под рукой листы,

Я рисую траву, цветы.

Я отныне живу лишь здесь.

Обвожу свой волшебный сад, тает время в моих стенах.

Я живу в своих детских снах. Я совсем не хочу назад.

Я стираю земную тьму. Черным цветом веду порфир

Мне не нужен реальный мир.

Да не нужен и я ему.

Вот звезда упадет, рябя, вот луна серебрит холмы.

Я сбежал из своей тюрьмы. Я, как будто, забыл себя.

Здесь не будет других людей. Мной гордился бы сам Фуко.

Здесь спокойно и так легко –

В целом мире моих идей.

Я рисую ночную тишь, черный бархат в стальном шитве

Вольный ветер в густой листве, росчерк звездный на скате крыш.

Кружева в полумраке вьют, ходит дождь в шерстяном пальто.

Мне не нужен теперь никто.

Наконец я нашел приют.

Где стеклянная ночь темна, где коврами легли цветы,

Где иду по тропе мечты, а в ладонях поет весна.

Где на небе разлит эфир, где страницы забытых книг.

В Доме Скорби сейчас возник

Мой волшебный хрустальный мир.

Изо льда и стекла халат – доктор белый, как черный цвет.

Приговором любой ответ. Каждым словом грохочет млат.

Где-то дождь за окном затих, да и ветер успел уснуть.

Доктор знает простую суть:

Кто-то болен из нас двоих.

Голос тихий, как будто сплин. Доктор белый, как будто ночь.

Говорит, что хотел помочь. Только клином ломают клин.

Череда золотых колец в застекленных седых веках.

Но мой мир у него в руках.

И я понял, что доктор – лжец.

В черной трубке истлел табак. Серый дым оплетал края.

Целый мир, где остался я, брошен в мусорный грязный бак.