P.s.
Я чувствую, что аномален
На фоне реальных людей.
Каждый, кто жив, аморален
Во всей своей полноте!
«Полтора года над точкой бездны…»
Полтора года над точкой бездны
Висеть. Очерчен по краю вьюгой
Цветет по городу млечный крест,
В дворах оседая усталой стужей.
Гулять по улицам клонами клонов,
Ляпаясь в лужи, вбредаясь в рифмы,
Раз за разом вбивая в голову,
Гвозди пленительной парадигмы.
Вечером плечи свои обнимать,
Кутая чувства в дождей капюшоны.
Нечего, нечего в неба пасть
Бросить богам своим на прокорм.
Словно быки по арене корриды,
Брызжа слюной, перемешанной с кровью,
Мысли по эллипсовидной орбите
Вертятся в танце, бумагой вскормлены!
Тени затворнику – только намёк…
В день запечатанный тощий старец
Тыкает клюшкой хоккейной в бок,
Плачет румянами знойными, плачет…
Но плакать потом не нужно.
Плакать надо сейчас!
Пока леденящей метели кружево
Чеканит отчаянный реверанс!
«Жук сжевал млечный путь, и теперь …»
Жук сжевал млечный путь, и теперь —
Жуть на небе пустом чернобровая.
Марс осыпался пеплом в кисель.
Им луна напомадила голову.
В желатиновой кожуре
Остывает картонное солнце,
И ребячится в синеве
Поролоновая антилопа.
В каждой звездочке темный зрачок
Наливается медленно кровью,
И глядит на меня в телескоп,
Словно смазанный канифолью.
В плащанице замученных фраз —
Голодающий вакуум смысла.
Недоношенный реверанс
Перекошенного артиста.
Из плетёной копны волос
Вырывается голос ночи.
Всю вселенную под откос,
Захмелевши, пустил извозчик.
Пламенеют родные пенаты.
Строки мечутся на листе.
Даже Бог нацепил скафандр,
Пританцовывая на кресте.
Ржавое вино пузырится в кране.
Крики менял кружат по квартире.
Я как будто бы умер заранее,
И меня уже похоронили.
По полу ластами – шлеп – шлеп…
Чу, тишина оконная!
Беги отсюда и кричи взахлеб,
Бреши, как собака бездомная!
Тело мое на перекрестке дорог
Распяли учтивые санитары.
Теперь на нем миллионы ног
Оставляют свои стигматы.
В сирени вина – телесериал,
Кружится очумелый…
– Тузик, сядь! – Ору на пса,
Пуская печаль по венам.
Очнись! Горячо тебе? Не замерзай.
Ёрзай, как нож, по тарелке с хлопьями.
Кончится горе – очки не снимай!
Гоняйся за тенью по небу с воплями!
Небо синее, как дядя Валера,
Не то от водки, не то от холода.
Небо, милая, меня убило.
Пока убивало, отрезало голову.
Она покатилась по горьким асфальтам,
По сивой брусчатке, по голому городу.
Она наводнилась дешёвыми мыслями,
Осколками гордых, горбатых понятий!
В небе великом вязкая туча
Лижет боговы светлые пятки,
Нюхает богов носок вонючий,
Наскоро спрятанный в ветхий ящик.
Как отдохнуть от петли на шее?!
Тесной петли на короткой шее!
Как не порезать любовью вены?!
Не расшибиться о стены умом?!
В этом казённом рыгном благодушии
Душные души живут, как тряпки.
Жирные руки вжимаются в уши,
Считают купюры, протирают ставни.
А в небе мальчик нарисовал красками
Кривую улыбку восходящего солнца.
У мальчика не было глазок.
Мальчик ходил по земле наощупь.
В тёмном, холодном, сыром подвале
Обитает глупая живая сущность.
Она чувствует, что умирает.
Она чувствует, что существует!
И по венам течёт не кровь!
По венам течёт абсурд!
В тихом дыхании слышится песня
Сердцебиения мух!
Куда улетают тени,
Когда умирает солнце?
На огненном ободке его
Тёмная точка мира…
Может быть, жизнь – это опухоль?
В тусклых оттенках серого…
Куцая униформа!
Вот, что такое жизнь.
Она шелушится, как кожа,
На месте густого загара.
Портится, как погода,
Пыжится, как фанфара.
Читать дальше