Николай Глазков - Поэт ненаступившей эры. Избранное

И вспыхнул лапоть во мраке вечера,
Подобно вольтовой дуге.
Горел тот лапоть и отсвечивал
На всём пространстве вдалеке.

Какой-то придорожный камень
Швырнув ногой,
Бродяга вдруг пошёл на пламень,
То есть огонь.

А лапоть, став огня основой,
Сгорел, как Рим.
Тогда схватил бродяга новый
Кленовый клин.

Непостижимо и мгновенно,
Секунды в две,
Ударил клином он НН-а
По голове.

Бить – способ старый, но не новый –
По головам,
И раскололся клин кленовый
Напополам.

Тогда пошёл НН в атаку,
На смертный бой,
И начал ударять бродягу
Он головой.

Всё в этом мире спор да битва,
Вражда да ложь.
НН зачем-то вынул бритву,
Бродяга – нож.

Они зарезали друг друга,
Ну а потом
Они пожмут друг другу руку
На свете том.

Поскачут также на конях,
Вдвоём, не врозь,
И вместе станут пить коньяк
Небесных звёзд.

Чуть дремлет недремлющий пламень,
Затихший, но вечный огонь.
Резьбою изрезанный камень
Глядит первобытной строкой.

Объемлет селения пламень,
Но им освещается мгла,
А зодчим отвергнутый камень
Ложится главою угла!

Существуют четыре пути.
Первый путь – что-нибудь обойти.

Путь второй – отрицание, ибо
Признаётся негодным что-либо.

Третий путь – на второй не похож он,
В нём предмет признаётся хорошим.

И четвёртый есть путь – настоящий,
Над пространством путей надстоящий:

В нём предмет помещается в мире.
Всех путей существует четыре.

Решил Господь внезапно, сразу:
Поотниму
У большинства людей по глазу,
По одному.

Куда ни глянь, везде циклопы,
Но волей Бога
Кой у кого остались оба
Ока.

Циклопы, вырвавшись из сказок,
Входили в моду.
И стали звать они двуглазок –
«Уроды»!

Двуглазки в меньшинстве остались,
И между ними
Нашлись, которые старались
Глядеть одним, и

Хоть это было неудобно
Двуглазым массам,
Зато прилично и подобно
Всем одноглазым.

Я был дураком, стариком, инвалидом,
Названьями щедро себя наградя;
Но я не предатель: себя я не выдам, –
Теперь я отъявленный негодяй!

Я стал дорожить настоящей минутой
И новой своей повинуюсь судьбе;
Но быть не могу и не буду иудой,
А всё остальное – прощаю себе.

Кто за меня, кто за него,
Не всё равно, не все равны;
Но на себя на самого
Я посмотрел со стороны.

Мой предок раб. Мой предок скиф.
Он неразборчив был на средства,
И недостатков нет таких,
Что б я не получил в наследство.

Как предок, для своих побед
Готов идти на что попало.
Но я пророк. Но я поэт,
Хочу, чтоб было небывало.

И в то же время надо мне,
Моё чтоб имя стало громким,
И я шатаюсь по стране,
Что между предком и потомком.

Молодость проходит удалая.
Молодец совсем не тот, кто в морду даст.
Наступает старость – и вторая
После старости наступит молодость.

Я хочу, чтоб вечно пировали
Дни мои, не ведая усталости,
Но сейчас торчу на перевале
И в плену у смерти и у старости.

Ежели ты праведник,
Прохожий,
И тебе поставят памятник
Похожий, –

Можешь не бояться:
Хватит меди –
Будешь любоваться
После смерти.

Но если путь к иным победам
Я предпочту иным дорогам,
Тогда не буду я поэтом,
Тогда не буду я пророком.

Я обрету людей степенность,
Я принесу немало пользы,
Меня признает современность,
Но обо мне забудут после.

Мы любим жизнь со всеми трын-травами,
Которые увидели воочию.
Хорошим быть – такое дарованье,
Которому способствуют все прочие.

Как мудрецы, мы волосы ерошим
И всевозможные вопросы ставим.
Бездарный человек не может быть хорошим,
Хотя бы потому, что он бездарен.