Сергей Романчуков - Новая папка. Поэзия кремниевого века

Поздно смотреть назад —
Время сжигать мосты,
Камни летят. Ты виноват.
Ты.

Он мог бы случиться онегиным или обломовым,
Да вот незадача – родился холопского звания
В дебрях страны, что сыпалась серым оловом.
Скучнейший герой – забитое, злое создание.

Где-то вдали прошитый свинцом насквозь
Чёрный пожар догорал на границах империи.
В провинции дети с палками шумно строились,
Играли в войну и учились считать потери.

Он вместе со всеми учился без жалоб и стонов
Улыбкой кривить лицо и играть до боли
В гулкой пустой квадратности спальных районов,
Ветхих подъездах и ржавой советской школе.

В детских обидах, в семье, стоявшей на матери,
Что денно и нощно пахала на двух работах,
Он мог бы податься в воры, пошёл в мечтатели.
Нося от детей побогаче клеймо нищеброда.

Играли, учились, жили, да так и выросли,
Что в сердце – то дело давнее, дело тёмное.
Он понял одно: от судьбы не дождаться милости,
Слова должны быть скупыми, запросы —
скромными.
Мой мальчик подрос, удачно занялся наукой,
И денег хватает – пора воплощать мечты,
Но в сердце из детства засела ехидная сука
И шепчет: «всё это для тех, не таких как ты!»

Открытою флягой в холодное небо – целься!
Бумага бессильна, бумагу целует огонь…
Их градусы в нашей шкале – двести тридцать.
Цельсий
Да голос из детства: «рукой огоньки не тронь!»

Больной постсоветовский Монтэг.
Садистски точен
Стервозно-восторженной боли
тупой удар.
Костры недозволенных книг освещают ночи,
Но спящим уже не мешает большой пожар.

Танцуй, революция сердца! Никто не страшен!
На страже Покоя и Счастья стоит огонь!
Никто не расскажет, как тесен и дурно раскрашен
Твой новый, блестящий, сияющий, глянцевый
«дом».

Сделай репост, кофе и вид,
Будто бы всё тут идёт как надо.
Тот, который за всеми следит,
Старше тебя и любого ада,
Тише воды и давно устал
Чашкой звенеть о блюдце.
Чувствуешь рядом с собою оскал
Ублюдочных революций?
Лучше – поспи. И не нужно маршей
Вниз по проспекту Кирова.
А рифму о блюдце и гордости вашей
Я где-то экспроприировал.
Молодых заводит красивый лозунг,
А вот я… Ну, что-то старею
И уже не жажду переть в морозы
На ограды штыков за идею.
«Свобода и равенство» – шо, опять?
Мы это уже видали,
«Тирана повергнуть и всё отнять
Напором и блеском стали!»
Ты веришь, я вижу отвагу твою,
Но политика – это грязь.
Романтики первыми гибнут в бою,
А к власти приходит мразь.

Свергли тиранов сыны Свободы,
В небе трепещет вольное знамя:
Можете верить во что угодно!
(Если всецело согласны с нами)

На гильотины тащим уродов,
Раз они идти отказались сами!
Можете верить во что угодно,
Если всецело согласны с нами!

На демонстрациях год за годом,
Нашей борьбы не угасло пламя!
Можете верить во что угодно,
Если всецело согласны с нами.

Никакой свободы врагам свободы!
С годами лишь яростней плещет знамя!
А верить… Можно во что угодно,
Главное – верить согласно с нами!

Автозак продирался сквозь слякоть и непогоду,
И в цилиндрах мотора бурлило адское пламя:
Спаситель воскрес – мы дали ему три года
По сто сорок восьмой статье, за дебош в храме.

Потом ИТК, где насильники и убийцы