И кажется, что все пути —
тот ли, другой —
заводят в тупики.
И кажется, мне не найти
навеки избавленья от тоски.
Что люди друг на друга все похожи,
что вовсе их и незачем жалеть,
что мысли их мелки и чувства тоже,
и чем так жить, то лучше умереть…
Конечно же, во что-то надо верить,
иначе чем же эту жизнь измерить?
Коль веры нет, то цели нет
и нет надежды эту цель найти.
Коль веры нет – дороги нет,
а это значит – некуда идти.
Добра и зла неясные границы
лишь вера помогает провести.
Да, надо верить, если уж родился…
А как иначе жизнь перенести?
Пусть я бездарна, как поэт,
ростки прорезывают почву…
ну, вот, опять сегодня ночью
продолжился старинный бред —
как стон, похожий на рыданье,
как сон, переходящий в плач,
и даже время, лучший врач,
не в силах облегчить страданье.
Люблю тебя сквозь дни зимы,
сквозь всю застывшую пустыню,
ночь не прибавит, не отнимет
всё, что с трудом скопили мы.
Скупцы! Ведь мы с тобой, по сути,
всё экономим, каждый вздох,
который рассказать бы смог,
как трудно жить на перепутье
никем нехоженых дорог…
Я весёлая и красивая,
я добьюсь своего всё равно.
Почему же вдруг обессилела,
точно в мире этом – давно?
Словно все надежды оставлены там,
где девчонкой, не зная о главном,
я с моими друзьями ношусь по лесам,
всё серьёзное видя забавным.
А потом ещё – горы белые,
и в избушке – огонь в печи,
молодая, задорная, смелая,
песни слушаю я в ночи.
По недавним дорогам я мыслью лечу,
возвращаюсь я к ним, возвращаюсь.
Может, просто о прошлом прекрасном грущу,
может, в будущем сомневаюсь?
Но неужто не буду счастливой я?
Неужели взлететь не дано?
Нет, весёлая и красивая,
я добьюсь своего всё равно.
Я не ждала, как жду всегда,
я просто шла – и повстречала,
я, как всегда, тебя узнала,
почти не видя, как всегда.
Опять, опять – сквозь год разлуки,
сквозь тьму других чужих имён,
под музыки зовущей звуки
ты воскрешён, ты воскрешён.
Не обольщайся – это счастье
лишь названо, но не дано,
ведь навсегда разведено
с твоей рукой моё запястье.
Но знай: никто из всех вокруг,
с тех пор, как ты пропал без вести,
не получал в награду рук
с благословеньем сердца вместе.
И знай ещё, что мой закон,
хотя тебя и разлюбила, —
не забывать того, что было,
не предавать родных имён.
Я хочу
давать тебе ласковые имена,
я хочу
идти с тобой рядом и держать тебя за руку,
и хочу, чтобы ты улыбался
или просто смотрел на меня,
и чтобы
тебе как и мне
было
хорошо
и чтобы
ты тоже отведал счастья
и понял,
как это больно,
когда его нет —
ни близко, ни рядом,
а просто
идёт снег,
и ветер,
холодный ветер
обнимает меня
и жжёт, и целует,
а я хочу,
чтобы это был ты…
ТЫ СМЕЁШЬСЯ ТАК ГРОМКО И ВЕСЕЛО
Ты смеёшься так громко и весело,
так с охотой глядишь мне в глаза,
словно в счастьи, что жизнь перевесила,
стороною промчалась гроза.
Только вижу: всё кружат и кружат
мысли в том, без исхода, конце,
только вижу: всё уже и уже
свет от глаз на застывшем лице…
Ещё не вечер,
но с трудом
свет вьётся в сумраке зелёном
и под дождливым небосклоном
так грустны думы о былом…
Мне страшно верить,
скучно жить,
мне кажется, что чашу боли,
что пригубила поневоле,
мне до конца дано испить.
Ведь блеск наружный —
блеск ненужный,
хотя как пристально-скупы
бывают взгляды неуклюжей
и разноряженной толпы.
О, если б тот, кто, восхищаясь,
мне смотрит вслед, шепча слова,
сумел понять, как я нуждаюсь
в любви!.. что не совсем мертва!
Ну, вот и вечер.
Всё туманней
черты размытого «вчера».
Так пусть же дождь не перестанет —
я буду думать до утра…
Письма листаю, письма твои —
их так много.
О чём они – поди разбери…
не дорога!
Дорога – это путь такой,
им ходят часто.
А где единственный —
твой и мой —
путь к счастью?
Читать дальше