Владимир Берязев - Моя ойкумена. Лирика 1979-2009

Вы мечены
экватором столетья.

Вы – чтившие
вождя заместо бога —

Сороковыми
скованные дети,
Вы не нашли

достойного итога.

Из-под обломков
пьяную от крови
Не вы ль страну тащили,
надрываясь?
Вы верили – Он знает,
Он откроет…
Но до сих пор,
как видно, открывает.

Отцы блаженны —
умирали веря.
В безверии
вольготны ваши дети.
А вера?
Вы снесли её потерю.
Не это ли
тягчайшее на свете?..
Бездействие, насмешка, отчужденность…
Подсолнух чёрен…
Но болит изнанка
Стороннего цинизма.
Но ведь жжёт вас
Иных надежд незажившая ранка!

Мечта и долг времён и власти выше.
Мечта и долг!
Ведь мысль подслеповата.
Что – человек?
Он был,
а завтра вышел.
И лишь земля
ни в чём не виновата.

Не упомнить родные черты
За победами.
Сон о снящемся сне, словно вязкая явь.
Это иго Победы от нас
Заповедно.
Из болотного круга – ни вброд и ни вплавь.
Из квадратного глаза земной
Околесицы
Мерно сыплется пепел задачи благой.
Заступлюсь ли за призрак пустой
И болезненный?
Уловлю ли блуждающий лживый огонь?
Из обиды не выковать рог
Изобилия.
Пусть с очей, как сугробы с полей, сходят сны.
Ведь апостольский голос любви
Не забыли мы.
Ведь не вечен парящий соблазн крутизны.

Вот и ангел, чумаз и картав,
За бараками
Пишет мелом, небо горит со стыда.
Пусть светятся во веки веков
Те каракули.
Пусть он чертит, ага, написал:
Пусть всегда…

Россия, я весь на ладони!..
Уж воздух прогорк от тоски,
Уж ветер охрип от погони.
Коней своих побереги!

По горло!..
Я глохну от эха
Гремящих слезами времен.
Заплата, проруха, прореха,
Работа, варяжий закон…

Увы, ни коня,
Ни кобылы.
В забвении вещий Олег.
Змеятся кувшинные рыла,
Уже ни преград, ни помех.

Останься!
Мне страшно подумать.
Останься.
Я как на духу.
Таким безобразьем подуло,
Такое висит на слуху!
А я не могу…

Что за притча —
Рыдать над живою землей?
Ты будешь и ныне, и присно!
Так светит во ржи василек.
Так плавает около сердца
Любви златоперый сазан.
Поганая воля, рассейся,
Длань Сына скользит по глазам!

Россия, над степью светает,
До сыта сваты напились!
И дивная птица слетает
В твою двуединую высь.

Нет стрел грозового металла.
Нет стражей небесных путей.
И почва навеки впитала
Весь опыт крамольных смертей.

Какие просторные мысли!
Какие святые дела!
Вновь солнца на коромысле.
Вновь льются колокола.

Заржали за Сулой комони,
И рушится, рушится ад.
И пишет: «Я весь на ладони!»
Кузнецких земель
Азиат.

Снова созвездья полны мощью влаги,
о коей не знаю.
Снова очи Петровой страны
бесовиденьем искажены.
Снова вспыхнула белым крылом,
поплыла колокольня лесная…
До-о-лгая дрожь…
О зачем, Боже, звоны твоей тишины?
Каплею лишней готов я скользнуть
с твоего коромысла:
Нам ли искать благодати на дорогах
из загса в собес…
Дай лишь молекулой быть,
золотой кислородинкой
смысла
Мне в светоносных твоих голубых
альвеолах небес!

Я уехал от нашего Бога,
Я покинул родимый барак,
Я не помню, чем пахнет эпоха
И почем оскверняемый прах.

Берег рухнувший мне не помеха.
Крики гордые – мне не указ.
Я уехал от красного смеха
И от злого безмолвия масс.

Отломи мне, чужбина, для пробы
Неба, хлеба и тьмы кабака,
Дай спросить у царевны-Европы
Про горячую спину быка.

Пусть же снова Летейские воды
Тронут русских стихов колесо.
Пусть Улисса из грота природы
Вновь «Ты мой!» позовет Калипсо.

Но спокойной и сытой картиной
Здесь кончается подвиг любой.
Здесь и камень, покрытый патиной,
Дремлет в своде, довольный собой.
Чести Рима ждет каждая веха.

Тело дряхнет. Коснеет язык.
И не рифма, мертвое эхо
Мне звучит: «Умер Пан… Умер Бык…»

Ручьями и небом гремело ущелье,
И змеи скользили, и дальние льды
Сияли грядущим…