Нина Юшкова - Смятение и покой. Стихи

Ему не нужен бутафорский дым.

И трагик умер вдруг на полуслове.

А костюмер костюмы шьет другим.

Как много в этом городе суровом

Случайных мест, где я с тобой жила,

И только дом, что стал семейным кровом,

Сгубив тебя, и сам сгорел дотла.

Бездомность – это тоже лицедейство.

Сгорел костюм, но не доигран акт.

И наше театральное семейство

На небе и земле смеется в такт.

Эй, там, на небе! Все на авансцену!

Вы слышите? Я подаю звонок!

На ваши роли нет у нас замены.

Мы продолжаем с вами диалог.

Сестрица Настасья Филипповна,

Мы чем-то с тобою похожи,

В России твоих прототипов – тьма!

А что ни мужик, то Рогожин!

Он бешен во страсти и в ярости,

Ни заповеди, ни закона,

Без памяти, разума, жалости

Сжигает свои миллионы,

Судьбу свою бросит под ноженьки

И требует, чтобы любила,

И по сердцу – ножиком, ножиком!

Пусть баба почувствует силу!

Душа, содержанкой нечестною,

Над слабою плотью глумится,

Плетётся дорогою крестною,

Советчиков сторонится,

Мечтает о князе – спасителе,

Гоня за порог претендентов,

Живёт он в далёкой обители

Для скорбных умом пациентов.

Мне душу повыжгло усталостью,

Ты носишь тесак, не таяся.

Рогожин! Потешь меня малостью —

Зарежь иль уйди восвояси.

…Которого же все-таки любила?

Того, в кого вцепилась, задушила,

Чей огнь своей водою залила,

И воду, свет и воздух отняла,

Прильнувши так, как стелется вьюнок

По стеблю, что один бы выжить смог?

Или другого, от кого бежала,

Почуяв лишь росток слепого жала,

Что насмерть ранит ядом равнодушья,

И, раздирая глотку от удушья,

Обратно свой заталкивала крик,

А бреда зверь все караулил миг,

Чтоб перервать мне глотку наяву?

Но – выжила. Сейчас как все живу.

Как все. Почти. А кто не вспоминает

Свои любови первые и тает

От умиленья пред своею мукой?

А остальные слушают со скукой.

…Считать минуты и копить подарки…

Пережидая дождь в случайной арке,

Дрожащим пальцем колупать известку

И вспоминать – последний раз на «Тоску»…

…Огни. Оркестр. И бархат голубой…

Я знала: то – последний день с тобой.

«Тоска» – сказал ты, взглядом провожая

Девчонку в мини-юбке. Умирая,

Я улыбнулась: «В следующий раз…»

И поперхнулась. Набуханье глаз

Не выдать чтобы, занялась шарфом.

То был последний раз. Как раз потом

Ты и уехал. «Извини, подруга

Не получилось…». До сих пор храню

Записку эту. И спасибо дню,

Когда меня ты выдернул из круга

На дискотеке. Обменялись взглядом:

«Спасибо, что ты есть, и что ты рядом».

Ты спас меня, гривастый рыжий зверь!

Одним пинком в каморке выбив дверь,

Где от любви я скрылась несчастливой.

Мой вихрь! Мой смерч! Мой зверь с лохматой гривой!

И, к изумленью зрителей, ручным

Котенком лег, урча, к ногам моим.

Тебя хватило ровно на полгода.

Сильней любви другая страсть – Свобода

В тебе кипела, мстила за измену,

Приказывала вырваться из плена,

Тобой же созданного. Брачные тиски

Тебе казались мрачны и узки,

И ты меня испробовал на прочность.

В моем же воспитании порочность

Имела место. «Береги семью.

Не сбережешь – угробишь жизнь свою».

Ох, это кредо! Благо ль? Наказание?

Брак как единственная форма выживания…

Не отпустила. Падала. Сражалась

С зеленым змием и брала на жалость,

Терпела равнодушье, гнев, уходы,

Да, я была соперницей Свободы.

Но было время – опускала руки,

Была готова внутренне к разлуке.

– Прощай! На торный путь я режу ленту.

Так что ж ты не использовал моменты?

Сильнее воли, бунта и призванья

Держало притяженье обожанья?

Ты мне внушил, что это фарисейство.

И шлюхи предпочтительней семейства.

Но крайности, как водится, похожи.

И многоложье остужает тоже.

И самая убийственная стужа

Во взгляде обессиленного мужа.

Но повседневность не дает поблажки.

Нет времени обдумывать как тяжки

Вериги наших мертвых отношений.

Лишь день за днем все больше расхождений,

Все меньше общего тепла, стола и крова.

Зато – одеты, сыты и здоровы.

Однажды с одноклассницей-подружкой

Мы собрались на скромную пирушку.

Сидели. На столе «Киндзмараули».

И выпили немного, а уснули.

Проснулась. Нет подруги. Наблюдает