Аркадий Драгомощенко - Остров осени

И каплет древней слюною тростник,

вживаясь в свое отражение.

Каждую ночь мы проговариваем негромко:

«В канун осени, – говорим, –

неуловимо меняются вещи».

Чище звук, будто содрана живьем кожура.

И каждую ночь, слыша поступь забвения,

Мы окунаем птицу живую в кровь мертвой птицы.

И каждую ночь

(не оставить нам дома),

Руки омыв, ложимся в постель,

Тела протянув, как долгую муку, слушая,

как испепеляют цветы лепестками своими

персты слепой весенней луны.

2

Словно яблоко пронесли и с моста обронили

рассеянно.

Близится пепельный пух к крышам домов,

И, напоминая отдаленное временем пение,

блещет зыбко паутина витая.

О сладость удушья осеннего света!

О печаль неизбывного странствия…

Жаром побега охвачены ноги, а память

скована воском-недугом холодным

и на удивление легким.

Замирают пчелы в доме воды.

Блеск множится до исступления

в бездонных порах листвы,

Когда яблоко падает,

Когда срывается птица, коготь разжав,

Оставляя тебя слушать дни –

как поют они и рыдают –

Не то монахи у порога со словом,

Не то сумасшедшие всхлипывают,

увивая нежными рукавами

шеи друг друга.

Лица их невидны,

И плач веселья невнятен.

О радость бесконечного странствия!

(удаляется шепот).

Не нащупать артерий,

Хлещет стекло, колышет подводные травы

в сокровенных глубинах полузабытого тела,

А слух замирает, точно пчела

на пороге отсутствия.

Когда коготь разжат,

Когда касается яблоко магической глади,

Где изредка появляется облако…

И только удушье осеннего света!

Да свобода сладостной паутины.

3

Словно яблоко пронесли и с моста опустили

рассеянно,

Ринулась к солнцу тень рыболова.

И сам он запел, выпуская плотву

из соломенных дыр,

А в мешковине трепещет бескровная рыба

твоего поцелуя.

Кто же бредет вдоль божьих свечей?

Кто поит мух солнцеглазых бледной

сукровицей рек?

Много свечей в час посева,

Много огня в день жатвы и хмеля,

Много молчания в день первых побегов.

Века пролегли меж зерном и свечой –

Руку подставь! Пусть неприкаянная птица,

крылатое семя

обожженного клена, твой ангел –

опустится на ладонь,

Пусть недоступней все разум,

И только пустые тела, как сухие колосья,

тянутся по ветру,

И только свобода беспризорных шелковиц,

затянутая в ледяное кольцо детских волос,

Свобода холмов, налитых зноем,

И нищего слова, и облака без конца и начала –

забавы птиц и детей, отрады бездомных и рыб…

И голову запрокинув, как идиоты, выплеснув ртов

серебро,

Уходим к убежищу Водолея,

Грому сентябрьской звезды внимая рассеянно,

Да шагам едва слышным того, кто бредет вдоль

божьих свечей,

Да нищему слову –

Что, словно яблоко, пронесли и с моста опустили

рассеянно.

Истлела сирень в этом году раньше обычного.

Она опустила сухую ладонь мне на колено.

Радужные осколки стрекоз, клювы кремня

светились в ирисах сонных.

– Рука моя, – проговорила она, – напоминает

старую стену, в трещинах которой скопилось

изрядное количество пыли,

изнемогшие древесные семена,

попавшие сюда в конце лета, когда всем стало

ясно, что осени не миновать…

Посмотри, она и впрямь полна какого-то сора,

пыльцы, песка, который сияет, будто

поблизости должна быть вода.

– Подумай о моей руке, – сказала она.

– Посмотри и подумай…

Не знаю зачем, но так нужно.

– Это любовь, – сказал я. – Это только любовь.

Но, замечая нас, она все равно слишком печальна,

Ей не под силу нас отыскать.

До рези в глазах всматривается она в наши лица,

Тысячи петухов, тысячи белоснежных коров

бьются в пыли, и кровь их напрасно чернеет –

Нас не найти.

Сродни легконогой звезде…

Она уходит в края безумных ветряных мельниц,

стрекочущих дальних костров,

И смерть утешает ее в холодных садах

наших прежних рождений.

Так в помыслах своих забыв сестру

И золотую голову во мшистых лапах мяты,

Срываю яблоко я на лету –

как будто яблоко известие от брата.

В полуслучайном счастье пьяных дней,

Когда нам ржавчина так сладко гложет

кости,

В рогоже вымысла лицо судьбы видней,

В силках воды, троясь, трепещут трости

узлами сросшихся, давнишних флейт…

(какой же флот диковинно разросся,

минуя парусами нашу мель?)