Настя Шелякина - Выше всех могучих птиц. SHELYAKINA

Отрезала свои косы, чтоб забыться на мгновение,
Отовсюду получала только массу осуждения.
Пела песни на вокзале, разрывая в клочья глотку,
И с лисицей вокзальной я пила ночами водку.

И рыдала, и терзалась в бесконечном монологе,
Но в итоге не сломалась, не сломалась я в итоге.
И ушла в тот вечер чинно, ускользающей походкой,
Зная, что навек останусь лучшею твоей находкой.

Грош цена твоей любви и словам твоим в придачу!
Ты когда-то на крови клялся в ней, мой милый мальчик.
Как же вышло, дорогой? Или слово ты не держишь?
Может, просто пустозвон и хронический невежда?

Временной петлей меня затянуло неудачно,
Я, наверное, глупа и клинически незряча.
Разглядеть не удалось твой состав. Мое ли дело?
Безобразная душа из прекраснейшего тела.

Обвиняю, говоришь? Но не ты ль тому причина,
Что не видела в тебе постороннего мужчину?
Обломались два крыла о суровую реальность.
Можно все еще вернуть? – нет, пожалуй, это крайность.

Будь же добр, теперь изволь не стучаться в мои двери,
Оставляешь за собой лишь бессчетные потери.
Если «ГОРЬКАЯ ТОСКА» твое сердце одолеет,
Лучше напиши в письме. Лги – бумага не краснеет.

Началось все в марте, несколько лет назад.
Они встретились в баре, друг друга тогда не приметив,
Но какая-то сила толкнула его, стремглав
Неосознанно попал в ядовитые эти сети.

И казалось ему, разлюбить эту женщину невозможно,
Так лелеять, вдыхать запах кожи, дарить тепло.
Оступиться боялся, упиваясь душой осторожно,
Делал все, чтоб светились от счастья глаза ее.

Дальше – больше, вдвоем и как будто в тумане
Засыпали под утро, дымили возле кровати,
Иногда он хотел от любви ее придушить,
А она читала стихи ему в пьяном умате.

С ним творились порой непонятные метаморфозы,
Обижая ее, он срывал с цепи всех волков.
И душила его, впивалась, словно заноза,
Он любил бесшабашно, по-другому просто не мог.

Сумасшествию не было видно конца и края:
Бились двери, летели стекла, ломались кровати.
Он сжимал ее пылко и крепко в своих объятиях,
Внутривенная страсть и безумство на два лица.

Убегала тайком, боялась его до дрожи,
Пусть любила мучительно, но бороться уже не могла.
Он ошибкой одной все что мог без следа уничтожил,
И декабрьским днем с битым сердцем ушла она.

Забери мое тело, но не трогай, прошу, мою душу.
Я не верю судьбе, я в долине людей не своя.
Ты плеснул десять литров словесной лапши в мои уши,
И теперь каждый час ты отравой дурманишь меня.

Напоил ты меня зельем похоти едкой и пряной,
Отогрел на приступках безнравственной лжи.
Никогда не подумала бы, что стану для тебя безымянной,
Много лет ты мне в спину кидал ножи.

Отпустить и простить не смогу, не стерплю, не сумею,
Я прибита к тебе, припаяна, вкручена, ввинчена.
Только ты переменчив, изменчив и очень циничен
И признать не по силам тебе любимую женщину.

Истязаешь годами ты себя и свою прокаженную
И приблизить не смеешь, отдаляясь за рубежи.
Так зачем же ты бедную заживо, друг мой, хоронишь?
Раз не любишь ее, так зачем столько лет ею жил?

Хочешь правды? Хочешь честно? Никогда я не любила.
Говорила, что кровила у меня моя душа.
Только это от надрыва, от надрыва я кровила.
Я болела не любовью – воспалением ума.

Мне тебя совсем не надо, рада я, что мы не рядом.
Как по мне – я лучше яда выпью залпом, чем с тобой.
Ты забудь, что говорила, что меня с ума сводила
Твоя детская беспечность. Пылью сыпала, врала.
Что тебя боготворила, что ты был моим мерилом
И стихи, что посвятила все тебе и для тебя.

Хочешь правды? Хочешь честно? Врать я так не научилась,
Когда это все писала, боль нависла, как туман.
Я люблю тебя, мой милый, так же сильно ненавижу,
Потому что понимаю, что здесь правда, что обман.