Настя Чацкая - Проси за меня у святого Мартина, хранителя всех бродяг [СИ]

Его губы разбиты, поэтому улыбка получается багряной и злой.

— На что уставилась?

Девчонка отводит глаза и ускоряет шаг.

Здесь и правда не на что смотреть — сочные ссадины и наливающийся синяк под глазом, как недоспевшая слива. Скука смертная. ХэТянь не собирается даже наушник из уха вытаскивать ради этого побитого типа, но ловит прямой напряжённый взгляд. Под таким взглядом он чувствует себя койотом, разрывшим барсучью нору, сожравшим всю барсучью семью. Сыто и самую малость беспокойно.

Ноги сами останавливаются, рука дёргает шнурок, наушник повисает в пальцах, качается туда-сюда. Вот-вот прозвенит звонок, очередной прекрасный день в школе начинается для кого-то отбитыми почками — дерьмо случается. Некоторым нравится обсираться подобным образом, и ХэТянь хочет рассмеяться в лицо этому жалкому избитому зверю перед собой, но только брови поднимает, спокойно смотрит в ответ. Кровь попала на футболку, штанами словно газонную траву растирали по тротуару. Рыжий и сейчас сидит на земле, широко расставив ноги. Не отводит взгляд, наклоняется вбок и медленно сплёвывает тягучую кровавую слюну. Тонкая нитка ложится на подбородок. Наискось.

— Пересел бы на скамейку, а то штаны запачкаешь, — советует ХэТянь и не выдерживает — скалится, как гнида.

Глупо получилось.

Рыжий молча поднимает руку и показывает ему средний палец со сбитой до мяса костяшкой. Отводит глаза и втыкает перед собой, будто теряет интерес. Если бы он хотел нарваться на жалость, достаточно было бы просто задрать футболку и показать разукрашенное свежими гематомами тело. Если бы он хотел показаться крутым, ХэТяню в лицо уже прилетело бы разбитым кулаком. А он даже не встаёт. Возможно, просто не может, возможно, у него внутреннее кровотечение, и поэтому кожа лица белая настолько, что нитка на подбородке кажется почти чёрной. Если растереть её пальцем, останется красное пятно.

ХэТянь возвращает наушник в ухо и идёт на урок, не оборачиваясь.

В тот день он встречает Рыжего впервые, и в память впечатывается это: школьный двор, зелёный солнечный свет сквозь молодые кленовые листья и кровь на губах. Рыжий рубиново скалится, щерится.

И молчит.

…он появляется из ниоткуда, словно за углом школы расположился город-призрак, сплёвывающий таких вот невидимок. Вшивых бродячих собак — таких обычно отстреливают.

ХэТянь редко замечает отбросы. Между «проигнорировать» и «указать на своё превосходство» он предпочитает вариант, где зажимает какую-нибудь девчонку в школьной раздевалке. Они никогда не сопротивляются, эти девчонки.

С ними просто. В жизни Хэ Тяня всё очень просто, порой вседозволенность вызывает приступы острой скуки, когда всё наворачивает по кругу: уроки, уважение друзей, семейные ужины по субботам, редкие встречи с вечно занятым отцом, пустая квартира на двадцать четвёртом этаже, девушки, школа… Этот список лучше не продолжать. Об этом вообще лучше не думать, но ХэТянь ловит себя на этих мыслях, когда цепляется взглядом за уверенно вышедшего на школьный двор Рыжего.

После того как тот, избитый, сидел у школьных ворот и плевался кровавой пеной, прошло три дня, если не считать выходных. ХэТянь ни разу не вспоминает о нём, а теперь взгляд останавливается сам. У Рыжего осталась небольшая тень на скуле и тёмное запёкшееся пятно в углу рта. Рюкзак висит на одном плече, второй рукой он засовывает в карман штанов мятую сигаретную пачку. Живой.

Зажило, как на собаке, думает ХэТянь и усмехается.

Громкий хруст, с которым Чуни вскрывает пакет сырных чипсов, отвлекает его. Он переводит взгляд на сидящих за столом друзей и только теперь понимает, что на секунду выпал из разговора. Чуни пихает его локтем и ржёт, будто приглашает посмеяться вместе с ним. ХэТянь тоже улыбается, потому что Йонг, судя по всему, только что закончил рассказывать какую-то забавную историю: снова его сестрица что-то учудила.

Взгляд против воли возвращается к тому месту, где только что проходил этот избитый перец. ХэТянь опирается локтями о стол и наклоняет голову — теперь Рыжий подходит к питьевому фонтану около стенда с расписанием, стаскивает с плеча рюкзак.

— Каждый раз одно и то же, — говорит Йонг и закручивает бутылку своей молочной газировки. — Ещё одного ухажёра Су наша семья не переживёт. Особенно, если он опять окажется работником с отцовской заправки.