Евгений Шешин - Затонувший гобой - Антология английской, французской и бельгийской поэзии XVIII, XIX и XX веков

Всю землю выжелтила осень
Листвой опавшею в лесах.
Умолк сладкоголосый птах:
Меж голых веток – неба просинь.
Долины житель умирал,
Цвет юности едва завидев,
В дубраве сумрачной вздыхал,
Жестокий рок возненавидев:
«Прощайте, милые дубы.
Уж нету сил… я умираю.
Как лист валящийся – судьбы
Печальный знак – конец свой знаю.»
Оракул грозный возгласил:
«В последний раз пред ним желтеет
Листва: страдальца час пробил,
Вокруг могильный мрак густеет.
Угасший огнь вновь не взыграет,
Увянет юность – так в лугах
Трава нескошенная вянет;
Так от мороза погибает
Лоза на брошенных холмах.»
«Я умираю! Хлад могилы
Лица коснулся моего.
Весна, расцветшая вполсилы,
Зимой вернулась для чего,
Куст чахлый разом уничтожив?
Осталось несколько цветов —
Они не принесут плодов,
Убранство гроба приумножив!
Слетай, слетай, последний лист!
Под ветра ледяного свист
Укрой на время путь печальный
От взора матери моей,
Чтобы не знать до срока ей,
Где сына ждёт приют прощальный.
Но если на закате дня
Придёт оплакивать меня
Моя любовь, вуалью чёрной
Мадонны бледный лик укрыв,
Разбудит тень мою порыв
Пускай – листвы неугомонной.»
Назавтре, к ночи, отлетела
Его бессмертная душа.
Туда, где сына лишь могила,
Мать каждый вечер не спеша,
Шла, палою листвой шурша…
Любимая не приходила.

Как часто я, с последними лучами
Взобравшись на гору, сажусь под дубом сим:
Картин изменчивых чредою под ногами
Равнина взорам открывается моим.

Здесь пенные валы поток ворчливый,
Меж тёмных берегов змеяся, вдаль влечёт.
Там озеро восход неторопливый
Звезды встречает плеском сонных вод.

Хотя верхам вон тех холмов лесистых
Последний солнца луч вечор ещё дар и т,
Царицы нощной колесница, – мглистых
Во óблацех, – край неба уж сребрит.

Стрелы готичной звон ли колокольный
В последних звуках дня вдаль над землёй плывёт.
Его заслышав, странник богомольный
Вблизи селенья замедляет ход.

Но, хладную, восторгами былыми
Картинам милым душу не пленить,
И солнцу, что восходит над живыми,
Тень неприкаянну, увы, не воскресить.

С холма на холм взор тщетно мой блуждает:
Вот – юг, вот – аквилон, аврора и закат.
Я говорю: «Меня не ожидает
Здесь ни тол и ка юности услад.»

Чтó дóлы мне? чтó хижины с дворцами? —
Их для меня очарованья след простыл.
Безлюдно всё теперь под небесами —
Ужель природе человек не мил?!

Восходит солнце или же заходит,
Не изменяя курса своего —
Чтó солнце мне? Впустую дни проходят.
От них не жду уж боле ничего.

Очам моим предстали б лишь пустыни,
Когда бы я свершил за солнцем круг.
Не надо мне от жизни благостыни —
Щедрот вселенной, обретённых вдруг!

Но, может быть, есть место, где иные
Иное солнце освещает небеса, —
Душе, оковы сбросившей земные,
Там давних грёз явилась бы краса!

Там идеал, в юдоли безыменный,
Она б по имени смущённо назвала.
Там, родника упившись влагой пенной,
Любовь и веру снова обрела!

Ах, если бы, – Авроры колесницей
Несóм, – лик смутный твой вдали увидел я!
Здесь на земле в изгнании томится, —
Чужая ей во всём, – душа моя.

Когда с дерев вал и тся лист последний,
Его долиною уносит ветр ночной.
Ты, Аквилон, меня, как лист осенний,
Прочь унеси во мгле предгрозовой!

Так мы к неведомым и сумрачным брегам
По океану времени влекомы.
Ужель не суждено вовек на якорь нам
Стать в бухте незнакомой?

Ах, озеро! Уж год, свой завершивши круг…
И я близ милых волн опять – как прежде с нею.
Смотри! Сажусь один на камень, где сам-друг
Был с милою моею!

Под кручами тогда стонало так же ты,
Об их бока израненные билось—
У ног возлюбленной, где ветер гнул кусты,
Ты пеною ложилось.

Ты помнишь ли? Вечор здесь плыли мы:
Был слышен только вёсел шум размерный,
О волны бившихся – их тихие псалмы
Столь сладкопевны…