Николай Тихонов - Стихотворения и поэмы

Кустарник стаял. Поредели сосны,
На неожиданном краю земли
Лежала лодка в золотых осколках
Последнего, разбившегося солнца.
Ни голоса, ни следа, ни тропы —
Кривая лодка и блестевший лед.

Как будто небо под ноги легло.
Лед звал вперед, сиял и улыбался
Большими белыми глазами — лед!
Он легким был, он крепким был, как мы,
И мы пошли, и мы ушли б, но лодка —
Она лежала строго на боку,
Вечерние, погнувшиеся доски
Нам говорили: «Здесь конец земли».

За черным мысом вспыхнуло сиянье,
И золото в свинец перелилось.

Ты написала на холодной льдине —
Не помню я, и лед и небеса
Не помнят тоже, что ты написала, —
Теперь та льдина в море, далеко
Плывет и дышит глубоко и тихо,
Как этот вечер в золотых осколках
Плывет в груди…

Илль Алла.
Уста мои — правда и суд!
Вам — люди, вам — облака, вам — звери пустыни,
Отец его — дымчатогорбый верблюд,
Зеленокудрая мать его — пальма в Медине.

Я шел по следу его ноги,
Но уголь — сердце его, душа — блудница,
Он неверным служил, он чистил им сапоги,
Он сражался за них и от битвы не смел отклониться.

И я отошел, отошел я в ветер и путь —
Ему ли, Алла, ему ль опрокидывать тьму?
И верблюд изумрудный рассек мне копытами грудь,
И собака святая пролаяла: да, ему.

Элиф, лам, мим!
Слушай:
Зеленее леса ночь Аль-Кадра,
Кто в двери и в сердце мое постучал?
И встал я как муж, и как воин я встал, и как брат,
Губами на губы и сталью на сталь отвечал…

Близок срок…
Пальмы устали качать головой на восток,
Молятся травы, и львы не приходят к воде —
Не сто поцелуев, но истинно трижды сто
Я возьму у тебя при первой ночной звезде,

Чтобы в эту ночь Аль-Кадра
Моя жизнь вернулась ко мне.
И тому человеку сказал я: «Пора»,
Которого нет сильней…

Уста мои — правда, и уста мои — суд!
Завтра в путь отправляться мне,
Потому что погонщик я, и верблюд,
И земля, и небо над ней…

И завтра — меч.
Спи, мой цветок,
Сегодня мир — на земле и на воде.
Сегодня в ночь Аль-Кадра
Даже самый отверженный из людей
С пророками входит в рай…

Леса кораблей, контор редуты,
Машин и монет блистанье,
А вся эта мельница на ходу
Зовется Великобритания.

Синебородые, глина предместий,
Вершин ледяной кочан,
Чалма и песок, а всё это вместе
Зовется Афганистан.

Но синебородых людей не слабее
Люди из Лондона и Бомбея.
Им спать не дает сознанье, что вот —
Рядом пасется вольный народ.

Им, толстым, тесно и душно,
Их гордость приказ отдает,
И сто бомбовозов воздушных
Тотчас же выходят в поход.

Сто ястребов вышли недаром
Из школы захватчиков старых —
Китченера и Родса —
Попробуй с ними бороться.

Задела колодец налетчиков бомба —
Сразу старик завертелся и обмер.
Зарылася в пашню — пашня дыбом,
Скалы заплавали, точно рыбы.

Британского летчика когти остры:
Жилищ обреченных полосы
В костры побросал он, заставив костры
Вопить человечьим голосом.

Горы Пагмана и воды Кабула
Зарылись в дыму, опьянели от гула.

Тогда бомбовозы стали свистать
Победу, кичася властью,
И не было рук достать их,
И не было слов проклясть их.

Земля чернела, точно пах
Убитых лошаков,
Но каждый ярд ее пропах
Угрозой глубоко.

Афганец, тяжкодум густой,
Не хочет покориться:
«Пусть в небе ястреб не простой,
Но ястреб всё же птица.

А если птица сеет гром —
Мы эту птицу подобьем».

Он глазом каменным следит
Кривых эскадр полет,
Качнулся, меткой пулей сбит,
Разбойничий пилот.

За ним другой, еще за тем
Перевернулись в высоте…

Очистив к ночи небосклон,
Угрюмый горец встретил сон:
Он доказал, что не слабее
Людей блестящего Бомбея.

А утром в небе выжег хвост,
Свистя, сто первый бомбовоз.

И горец, по ущелью мчась,
Сто первой пулей увлечен,
Винтовку вскинул на плечо…
Так эта битва началась.

В ладонях гор, расколотых
Стозвучным звоном времени,
Как яблоко из золота,
Красуется Армения.