И там, где рана, колыхалось пламя,
И ребра зверь неустающий грыз,
И гулкими зелеными руками
Казались ветки, падавшие вниз.
Всё закружилось в нестерпимом свете,
И не понять: то ветер или стон,
Деревья, как танцующие плети,
Смеются, бьют его со всех сторон.
…Двуколка прыгала в ночной прохладе,
Шумя, бежала черная страна.
И он в поту неудержимо падал
На камни дна, не достигая дна.
1916 или 1917
Надрываясь от страсти нездешней
Посреди облинялых куртин,
В этом бархатном мире безгрешном
Меч картонный вертел Валентин.
И я знал: Валентин отстрадает
Под хлопки очарованных дам,
А меня под дождем ожидает
Мглистый путь по разбитым полям.
О, как вспомню улыбки и пенье,
Когда в скользком дыханье болот
Я пройду по ходам сообщенья,
Чтоб послушать, как строг пулемет.
1916 или 1917
Идут засаленные карты
По необычному столу —
Обломкам старой черной парты,
Летает ругань в полумглу.
Сосредоточенные лица
И крики яростных врагов,
Им вторят моря небылицы
И сосны рыжих берегов.
И под луной, такой печальной,
Оглушена, потрясена
В пустынных комнатах купальной
Гусарским громом тишина.
Прошедших дней немые беды
Хранят свой величавый вид,
И завтра день — не день победы,
Мне тоже сердце говорит.
О смерти думать бесполезно,
Раз смерть стоит над головой.
Я бросил юность в век железный,
В арены бойни мировой.
1917
28. «Котелок меня по боку хлопал…»
Котелок меня по боку хлопал,
Гул стрельбы однозвучнее стал,
И вдали он качался, как ропот,
А вблизи он висел по кустам.
В рыжих травах гадюки головка
Промелькнула, как быстрый укол,
Я рукой загорелой винтовку
На вечернее небо навел.
И толчок чуть заметной отдачи
Проводил мою пулю в полет.
Там метался в обстреле горячем
Окружаемый смертью пилот.
И, салютом тяжелым оплакан,
Серый «таубе» в гулком аду
Опрокинулся навзничь, как факел,
Зарываясь в огонь на ходу.
И мне кажется, в это мгновенье
Остановлен был бег бытия,
Только жили в глухих повтореньях
Гул и небо, болото и я.
1916 или 1917
Мы шли к тебе в часы рассвета,
И перед нами шел туман,
Да в облаках далеко где-то
Гудел враждебный моноплан.
В тумане город будто гнулся,
Как будто падал в пустоту,
Недаром конь мой вдруг споткнулся
В то утро на твоем мосту.
Он чувствовал чутьем звериным,
Что мы идем в последний раз,
Что этот час, нарочно длинный, —
Прощанья с целым краем час.
Уже тесняся перед нами,
Держа пути во все концы,
Большими темными рядами
Вдаль уходили беглецы.
Сегодня по своим аллеям
Услышишь ты свинцовый шаг.
Не будет тонким чародеем
Бессильный и всесильный враг.
Да, он бессилен снять с покровов
Твоей истории века,
Но цепью крепкою и новой
Тебя скует его рука.
Он подошел и бросил сталью,
Был виден ясный недолет.
На север в сумрачные дали
Мы в новый тронулись поход.
10–11 сентября 1917 Вольмар
30. АТАКА ПОД РОДЕНПОЙСОМ
Последний длинный луч заката
Я помню до сих пор.
Мы дрались, как во времена Мюрата,
Рубя в упор.
И с каждым взмахом становились злее,
Жестоким был тот час,
И враг, спеша нас перебить скорее,
Шел на плечах у нас.
Дышало небо звездными красами,
Безмолвием маня.
Под выстрелами долгими часами
Я не слезал с коня.
И там, где лес снаряды гнули,
Я придержал коня.
Других кругом искали пули,
Но не меня.
В покое смутном сердце билось,
Был час — как образ сна,
Я знаю: за меня молилась
На Севере — одна!
1916 или 1917
31. «Базара пустынные камни…»
Базара пустынные камни,
Дома, где отчаянье спит,
На окнах дубовые ставни
Глядят в безысходность ракит.
Всё вымерло в улицах малых,
Как будто их мрак откупил,
Как будто чума пировала
И пеплом засыпала пир.
Товарищ ругался беззлобно,
Свистел я, чтоб ночь превозмочь,
Но были мы вкованы оба
В совсем неподвижную ночь.
Читать дальше