Николай Тихонов - Стихотворения и поэмы

Откуда сила ветке прорастать?
И жизнь ее мне сердце подымает.
О женщина, та ветка неспроста,
Кроме тебя, о том никто не знает.

Об этом вслух, о нет, не говорят,
Но я хочу, чтоб ветка мне сказала:
Объятья лоз ей дали тот наряд
Или твоя рука ее ласкала.

Облака проносятся,
Осыпаясь золотом.
Стих уйдет — с ним дочиста
Всё, что знала молодость.

Слез путевка кружится,
Седины в кудрях ком.
С ним волна осушится,
Что вставала паводком.

Не вернешь, не крикнешь: «Стой!»,
И джейрана тенью
Канет трепет ночи той,
Дня сердцебиенье.

И возврат стиха к чему —
Я уже не солнечен.
Молодость нужна ему —
Пусть уходит с облаком.

Ты звенел, как хочется,
Лег в земле расколотым.
Стих уйдет — с ним дочиста
Всё, что знала молодость.

Лишь тебе это скажет страна твоя:
Ты пустой мечтой жизнь растягивал,
Брала ль пляски рог — ты плясать не мог,
Шел ли песни вал — не подтягивал.

Твое время есть повесть юности,
Что ж твой стих умолк, словно раненый?
Стих и юность — их разделить нельзя,
Их одним чеканом чеканили.

Если ж сердце в песке схоронил сполна,
Вся трава стиха в нем задохнется.
Есть примета одна: это юность — она,
Как надетый шлем, не шелохнется.

Мы прекраснейшим только то зовем,
Что созревшей силой отмечено:
Виноград стеной, иль река весной,
Или нив налив, или женщина.

За грядущий день отвечаешь ты,
Пуля в пулю — так слово всаживай!
Позабыт на сегодня любой поэт,
В мраке слов погребенный заживо.

Всё, что дышит сейчас на путях земли,
Всё, что жизни живой присуще:
Облаков ли мыс, человек и лист, —
Ждет улыбки стихов цветущей.

И в стихи твои просится рев, грозя,—
Десять тысяч рек в ожидании.
Стих и юность — их разделить нельзя,
Их одним чеканом чеканили.

Я целую листы твои,
Пью их взорами жадными,
Ты не книга — дрожание
Тонких пен водопадное.

Ты — не книга, ты — знамя нам,
Сад с росой золотою
Или неизносимое
Ты крыло стиховое.

Ты — не книга, ты — утро нам,
Свет народного пламени,
В корнях сердца положена,
В самом сердце чеканена.

На каком великановом
Создавалась столе ты,
Чтобы сердцу грузинскому
Так сиять на столетья?

Тебя пишут чернилами,
Вместо слов — света россыпи.
А печатают — оттиски
Покрываются розами.

Ты одна в ночь светила нам,
Вековую, отчаянную,
Все сокровища отняли —
Ты же непохищаема.

Ты скрывалась от гибели
Не во мраке нетающем —
В крыльях орлиных прядая,
В пепле хижин блистаючи.

Тебя жгли — пламенела ты,
И в огне не сгоравшая,
И тебя не развеяли
Вихри, лесом игравшие.

На мечах написала ты
Знаки чести упорные:
«Лучше пасть, но со славою,
Чем влачить дни позорные».

Книга! Шла пред народом ты,
В рог бессмертья трубящая.
Руставели писал тебя,
Кудри, славой звенящие.

С ним писал блеск зари тебя,
Гул обвала, как замертво,
Нес орел перо лучшее,
Тигр-соратник — пергаменты.

Твое сердце, как молодость,
Никогда не состарится.
Песня, утром пропетая,
Семь веков уже славится.

Ты промчись, златокрылая,
Все края мира радуя!
Ты — приданое матери,
Меч и щит моих прадедов.

Кто ж был ты, первый, что стихи сложил,
Счастливый, безымянный, полный силы,
И в слово — песни душу ты вложил,
И вдруг стихом свирель заговорила?

Испепелен, лежал ли под стеной,—
Тебя нашел я на раскопках в Мцхета,
Быть может, ты воскрес передо мной
В сиянье зедазенского рассвета?

И, может, вырос из костей твоих
Тростник, под ним Арагви струи пели,
Иль телом ты переплелся, как стих,
С бессмертною резьбой Светицховели.

Быть может, ты туман, что над Курой,
И стриж задел твои крыла живые, —
Не знаю… Ты всегда передо мной,
Ты, кто сложил грузинский стих впервые!