Николай Добронравов - Как молоды мы были

Я работаю привидением.
Отвечаю за каждую странность,
что случается в этом зáмке.
Я пугаю гостей внезапных
и вполне нормальных соседей,
появляясь во тьме в прихожей…
Прячусь в грудах верхней одежды
и тихонько урчу под утро.

Я работаю привидением.
Открываю все краны в ванной,
открываю совсем немного,
и вода методично капает,
нудно капает на мозги…
Я умею мычать и лаять,
и мяукать, как злой котенок.

Я работаю привидением.
Обожаю гримироваться,
становлюсь сатаны страшнее.
(А гумоз, и грим, и белила
я с собой прихватил из театра.)
У меня невнятные жесты,
чем уродливее, тем лучше…
А еще – чудовищный голос,
хриплый, хлипкий, потусторонний.
(Вот когда пригодились занятия
в школе-студии по вокалу!)

Я работаю привидением.
Ах, как много творческих планов
у меня в голове роится!
Я хотел бы устроить пляску
домовых и ведьм-привидений…
Никогда ничего ужаснее
даже в страшном сне не приснится!
Надо только набрать массовку,
и все будет у нас – о’кей!
А впоследствии эта ересь
станет главным хитом ТВ.

Я работаю привидением.
Мне работать легко и весело…
А когда отправят на пенсию,
стану вновь сниматься в кино.

Были детские шуры-муры…
Разве это были грехи?
Были рядом —
коза и куры
и мальчишеские стихи.

Мчался вдаль паровоз коммуны.
Не догнал его красный конь.
Стать пришлось
городским и умным
и в печи потушить огонь.

Шуры-муры в муру превратились.
Той березки над речкой нет.
Сатане мы сдались на милость.
Бесы прыгают в Интернет.

Нынче стих ничего не значит.
Все родимое обесценено.
Отчего же я снова плачу
над стихами Сергея Есенина?

Мир эстрады, как прежде, неистов.
Только есть измененье в судьбе:
выбегают на сцену «артисты» —
аплодируют… сами себе!
Сколько в аплодисментах старанья!
Сколько в них любованья собой!
То ли просят они подаянья,
то ли власти хотят над толпой…

И когда побеждает бравада
этих странных, нелепых хлопков,
вспоминается наша эстрада
не таких уж далеких годов,
где рождалось само вдохновенье
под российский щемящий напев…
Сколько гениев было на сцене,
сколько было на ней королев!
Были розы на сцене и слезы, —
но в тогдашней нелегкой судьбе
не просил подаянья Утесов
и Вертинский не хлопал себе!

Нынче творческий труд обесценен,
и сомнителен весь хит-парад.
Ах, как хлопают бодро на сцене!
Ах, как искренне в зале молчат…

Люди знают дурную манеру
этих так называемых «звезд»,
разевающих рот под «фанеру»,
лишь себе посвящающих тост.

…Так давайте поднимем бокалы
за талантливость жестов и слов,
за овации строгого зала,
за достоинство честных певцов!

Какой прогресс! Какие бренды!
Уже освоен интернет.
Стрижем с разрухи дивиденды,
но нет финансовых побед.
И нет уже былых стремлений
всех перегнать. Построить в срок.
И даже в сельских поселеньях земля
уходит из-под ног…
Всё невысокого полета.
Все достоверней нищета.
Все криминальнее работа.
Все виртуальнее еда.
Уйдут добро и человечность,
а робот – он на все готов!
Страшит в искусстве бессердечность,
претит синтетика стихов.
Всепобеждающий компьютер —
сей микст химеры и наук,
всю землю русскую опутал,
как некий дьявольский паук.

…Но вся природа не убита.
Есть крохи малые земли,
где души детские открыты,
где всходы совести спасли.

Не все в стране хамелеоны,
и нежность теплится в сердцах,
и распускаются бутоны,
и завязь есть на огурцах.

Пока
не каждый день – ненастье,
пока
не все сожгли леса, —
осталась жизнь.
Осталось счастье —
полить цветы,
погладить пса.

Ты моя мелодия,
Я твой преданный Орфей…
Дни, что нами пройдены,
Помнят свет нежности твоей.

Все как дым растаяло,
Голос твой теряется вдали…
Что тебя заставило
Забыть мелодию любви?