Георгий Сомов - Hиоткуда в Hикуда. Предсмертная Лирика. В редакции Павла Г. Сомова

Под конец жизни отец остался один – наедине со Вселенной. И отчет пошел эмоциями, в стихах. В этом сборнике предсмертной лирики наблюдается уникальная интеграция его поступков, мыслей и эмоций. Здесь все им осознанное и перечувствованное, все, что упало и утаилось осадком на дне его души, переплетается в гордиев узел неортодоксальной личности.

«Неортодоксальной?» – спросите. Да, на мой неизбежно субъективный взгляд. Отец был уникален – он мог дать по зубам, не вставая с табуретки, и мог за пять минут парой фраз полностью перелопатить все ваше мировоззрение. Он не мог только одного – лелеять созданные им же мосты отношений. Как последний партизан, он постоянно подрывал путеводные рельсы, по которым гоняет туда-сюда, из черепа в череп, неразделимая вселенская душа.

Отец, с сигаретой в зубах, стенографировал свою душу, печатая на машинке. И до последнего момента, с трубкой искусственного дыхания в горле, пытался прорваться куда-то туда, туда, откуда все возникает и куда все возвращается. Он умер и не умер. Он не верил в смерть сознания, так же как и не верил в его рождение. Я согласен с ним – субъективность не умирает. Поскольку отец относился к своим стихам, как к сигаретным бычкам (не оглядываясь, выкидывал, как выкуренные эмоции), он не давал им названий. Названия мои. Почему по-английски? Не знаю. Так захотелось.

Павел Георгиевич Сомов, Питтсбург, США

Пару слов по поводу моей поэзии. На мой взгляд, вообще нет ни прозы, ни поэзии. Есть личность. И есть два способа ее самовыражения. Не параллельных, но и не пересекающихся. Как два типа восприятия мира и самого себя в нем.

Два потому, что сам человек двойственен. Две разные реальности одного и того же сознания. Вот и живешь – то в той, то в этой. В обеих сразу – не получается.

Не «логика» или «рифмы», а именно две реальности. И одну не выразить в другой: не выражевываются. А потому каждая говорит только от своего имени.

Главное – было бы что сказать. А все остальное не существенно.

Не стоит путать одинокость и одиночество. Одинокая, скудная на связи с окружающим жизнь далеко не всегда ущербна и может быть в меру счастлива, самодостаточна. Ее выбирают не одни лесники или интроверты. Одинокость – нередко лишь одна из версий взгляда на вещи, равновесность нетронутого характера.

Одиночество же всегда катастрофично. Оно – утрата связей с самим собой. Оно закрывает двери не во внешний, а в твой собственный внутренний мир. Будто щелкнул однажды невидимый выключатель, и в наступившем сумраке обесцветились все краски; все, чем жил и что радовало, потеряло и цену и смысл. Дверь захлопнулась, но не заперта: ты можешь войти. И ты входишь – ведь тебе некуда больше деться… Но уже нет там того, кто всегда ждал тебя и встречал у порога. Только хлам опостылевших мыслей, холод прожитых чувств, пыль поземки никчемных, мимолетных эмоций.

Так кого же там нет, если внутренний мир – это сам ты? И ты по-прежнему в нем, так как нет для тебя во всей бесконечной вселенной другого места? И кто мог коснуться незримого выключателя, о существовании которого ты не только не знал, но даже и не догадывался?

Врачи бы сказали: депрессия. У математиков свой термин: икс. Если настаивать, врачи бы, пожалуй, добавили: депрессия – одно из заболеваний психики. А математики пояснили бы: икс равен игреку с переменным коэффициентом. Будем лечить, умозаключили бы первые, но успеха не гарантируем. Дифференцирование диагноза будет стоить тысячу баксов, подсчитали бы вторые; интегрирование личности обойдется минимум втрое; впрочем, итоговая сумма зависит от вашего счета в банке.

А меня не спрашивайте. Как честный человек, скажу: «Не знаю».

Может быть, этот кто-то – вы сами, внезапно переосмысливший свои чувства и мысли. А может, накапливая себя, вас переполнила последняя капля, превратив вино в дистиллированную водицу… Порой ведь одна-единственная новая мысль перечеркивает собой всё старое.

Все бывает, потому что все может быть. А пока… А пока пусть это будет – солнечный зайчик. Да, да, солнечный зайчик. Пятнышко света во мраке темного царства…

Про себя, что ли, что-нибудь? Нечего.

«Закусон важнее водки», – говорил отец. Он был прав: ожидание жизни и есть жизнь. И ожидание смерти уже есть смерть.