Шипы диковинных цветов
Стихи
Эли Сигельман
© Эли Сигельман, 2021
ISBN 978-5-0053-4159-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В Бессарабии стояли сладкие времена. Шелковицы были беременны темно-синими, почти чёрными, плодами. Любой мог коснуться их низких ветвей и попробовать сочную мякоть ягод. Там были чёрные шелковицы и белые, и красные. Стихи, которые я пишу, напоминают те времена и те шелковицы.
Edgar Allan Poe как-то сказал: «Если стихотворение не разорвало вашу душу на части – вы не испытали поэзию». Я надеюсь вы испытаете поэзию, читая мои стихи. Они все разные. Где-то смешные, где-то грустные. Иногда простые, чаще сложные. Но всегда, они – это моя интерпретация сути жизни, как я её видел и вижу. Может быть она будет Вам интересна…
1984. Ноябрь. Холодно и идёт дождь. Нью Йорк. Аэропорт JFK. Brooklyn. Первое рабочее интервью случилось в офисе на 123 этаже. World Trade Center. Офиса больше нет. Центра тоже. Так устроена жизпь. Так, и не иначе…
И ещё… Я посвящаю эти стихи моей жене, которая сама того зная, была их источником и вдохновлениемок.
Слушая Сонатy №8 для фортепиано в C Миноре
Бредовая от жара в Иудеe,
роняла чёрный мускус кабарга
Окаменела мудрость в мавзолее,
давно забыты вещие слова.
И обнажились среди ночи каруселью
и кружатся на площадях небес,
семь всадников, семь всадниц,
семь оттенков тени,
и в памяти моей под снегом чей-то крест.
И вновь восход воскрес.
И осветил простор фисташковых полей.
Согрел осенних виноградников лозу.
И освятил тела на улицах убитых фарисеев.
А я в конце дороги скудной и напрасной
пытаюсь убедить себя во сне,
поверить в то, что был любим тобою,
не слушая, услышать звуки моря
в Сонате №8 для пиано в C Миноре
и успокоить боль, и обрести покой… 1 1 Людвиг Ван Бетховен. Соната №8 для фортепиано в C Миноре, опус 13. «Патетическая». 1798—99.
Французские духи Шанель.
Березовые лапти и сирот приют.
На чердаке ночует в сундуке шинель.
Красиво соловьи поют…
Опять смотрю в твои глаза
и вижу глупость моей просьбы.
В них неба низкого неволя
и сдобные улыбки, и застолье.
И дрожь руки, и грусть прощания.
И ложь определяет расстояние
между сегодня и утраченным вчера.
И там стоит запретная стена.
И как найти в ней дверь?
И пусть пока вернутся невозможно,
я всё же в глубине души уверен,
что буду жить моей надеждой
в настольном хрустале твоих стихов…
нет в них ни жалости, ни мести,
они шипы диковинных цветов,
затоптанные в грязь
ошмётки желтой жести,
последней осени листва.
А на Западном фронте без перемен
Детства бывшие сны по этапу бредут.
И один за другим пропадают.
Не спасти их, так и уйдут.
Без оглядки утром растают.
Вверх по улице – парк силуэтом застыл.
Танцплощадка – знакомства, зеваки.
В отдаление лай дружелюбных собак.
Так… никак… может это и знак…
или вновь ты попался, наивный простак,
испугавшись крика и драки.
А «На Западном фронте без перемен».
И горчичным газом пропахла портянка.
И в Париже Гийом Аполлинер
вдруг умрет от гриппа «испанка».
Мазохизм отношения к чьей-то судьбе,
искажённой потугой кубизма,
объясните причину смысла в войне
и поймёте маразм атавизма.
Между тем, твои груди подарок мечты.
Твои губы ласкают мгновение.
Неужели любовь продолжение тоски
или в замке сыром привидение?
Не для всех эти строчки.
Графоман и глупец
назовёт их нелепостью, вздором.
Скоро ночи бессонной беспечный конец
и начало дневным разговорам. 2 2 На Западном фронте без перемен – Эрих Мария Ремарк, роман, 1929
Замёрзшая дорога в Инкерман
Песочные часы без точных стрелок.
В скале пещерный монастырь.
Укрылась в нем печальная царевна,
которую я понял и простил.
И небеса заснули под наркозом.
И вместе с ними потерялся волчий след.
Озера обнаженныe морозом.
Деревни пьяной сонный полубред.
И ночью в декольте кружатся тучи.
А в Византии крысы и чума.
Всё решено и всё решает случай
и медный грош и блудная луна.
Бездомный ветер брешет на прохожих,
тоскливо воет сквозь ненастную пургу.
Как пёс нахальный и неосторожный,
пытается забыть свою тоску.
Читать дальше