Эли Сигельман - Шипы диковинных цветов. Стихи

Но вы не там сударыня с портрета.
Вы так прекрасны, так до глупости скромны.
Вы мой кумир, умытый звёздным светом,
и, как в истории с гранатовым браслетом,
вы так нежны и так стройны, и так чудесны…
Вы мне нужны… да.. до безумия нужны…

Вы фотографии с собой забрали,
оставив желтый след на вкладыше в альбоме.
Очаровательная проповедь романа…
Густав Флобер.
Мадам, не по средствам мы жили.
Но всё же лучше,
чем Ги де Мопассана персонажи.
В чём бесконечно благодарен вам.

Да, вечно не хватало денег.
Это правда.
С фортуной нам не подфартило.
Я продал мой рассудок и моей любви часы,
которые вы держали под кроватью и иногда,
в шкатулке деревянной на буфете.
И этим за квартиру заплатил.

Prenuptial Agreement суеты сует.
Зелёных глаз кошачье нахальство.
Холодный взгляд, который разжигает страсти
на простынях бесстыжих прерванного счастья.
Всё было, а потом ушло.
И будто бы не произошло.
Его наверно кто-то отменил
А нас в известность не поставил.

Я знал что вы уйдёте
уплывёте,
улетите.
И не на час, и не на два,
а навсегда.
И остановится пружина дня.
И тишины ночной струна порвётся.
Я не смогу найти другую —
вас кем-то заменить…

И вы ушли. А я…

Я здесь, с протянутой рукой,
в пустом пространстве
на немом балконе,
в каком-то там двадцатом веке
задержался и застрял…

Вернитесь…

В лесу было темно
и пахло словно в старом склепе.
У чёрного болота,
на развилке трёх дорог,
угрюмый Чёрный Принц
coртировал и направлял
любимчиков в вертепы.

Тем кто любовью торговал
он восхвалял экстаз момента.
А тех кто просто предлагал,
он индульгенцией ласкал
и публикацией портрета
в дешёвом выпуске газеты.

Но высоко, вдали, вверху,
где ночь забрасывает сети,
два сердца жили как соседи.
Две пары глаз – два омута
при лунном свете.
Два ангела бесплодных…
два сострадания и одно отчаянье.

И сердце то, что было больше,
сказало сердцу что поменьше:
…давай-ка биться в унисон
и остановимся тогда,
когда нам станет скучно вместе.

Две пары грустных глаз
друг в друга погрузились.
И омуты наполнились живой водой.
И ангелы зачали ангелочка.
Страдания кончились,
отчаянье отступило.

И чёрный лес расцвёл
в своём застенчивом смятенье.
И в склеп пришло благоуханье мяты
и кореньев.
В зеленом бархате болота
кувшинки нежились в постели.
Развилка трёх дорог в поляну превратилась.
Над ней кружились светлячки…

И Чёрный Принц в рассвет пропал,
оставив без присмотра и мотива
тех кто любовью торговал
на стихире порочного трактира.

Прелесть тех моментов —
это тени твоего смеха.
И твоего смеха тени —
это мои мысли без слов.

В пустой комнате тролль
меняет фотографии на стене
и то, что я загадал для тебя,
когда падала наша звезда,
и мои письма к тебе на песке.

Утонув в объятиях океана
с весом прошедших лет на плечах,
пытаясь разобраться
в бывших спорах и ссорах,
я вспоминаю мои обманы.

Утром после лжи, тихо: «прости…»,
мелочность предательств и мести.
И поцелуи превращающие губы в лёд.
И я помню твои улыбки… за годом год…

Только ты могла улыбаться
первой скрипкой оркестра,
глубиной звучания хора,
и аккордами веера нот.

Но в один краткий миг
ты ушла, и оркестр затих.
Хор умолк и остался лишь крик
моих мыслей без слов.

Что же делать? Как быть?

Все решения смыло дождем
и мои надежды ручьем.
И синим огнем
в лихорадочной пляске костров
мечутся мысли без слов
тенью твоего смеха и снов.

Печальной лилии фрагменты.
И абажуры над столом.
И как шлагбаум гильотины.
Расстрелов ужас за углом.

И полосатые тельняшки…
И жизни щепками горят…
И лай солдатской трехлинейки… 3 3 винтовка времён Первой Мировой войны.
и Африка, и Нил, и Чад. 4 4 Гумилёв обожал Африку…