Алёшка Емельянов - №3

ища, казённый корм.

Лучи, дымы, раж дела,

разгул и шабаш ведь.

Земля оббл*денела

и будет бл*денеть…

Синтетика

Версии счастий, несчастий -

мы, – манекены меж схем,

сборники лейблов, пристрастий,

блюд накопители, цен.

Дряблые выделки шкуры,

дёшев блескучий их вид.

Лаков подделанный гуру,

хоть и в вещах деловит.

Вычурный каждый проулок,

форма и стелька, покрой.

Звук обездаренно гулок,

хоть и напевов, нот рой.

Ложные копии вздуты

средь бутафорий и лжи.

Сути искусственной мути

вмиг приниматься должны

ясно, почти непреложной

истиной, будто б фетиш,

будто бы заповедь божья

прямо с рекламных афиш.

Замки и моды фанерны,

коим взмолились гурьбой.

Путь до беспутья неверный,

принятый овчей толпой,

знающей па, а не танец.

Гладкий до колкости свет.

Блеск бижутерии, глянец

всех ослепил. Я – аскет.

Киса

Мечутся икры, Отар и тюлень

ищут в горах и в воде свои цели.

Брачные игры, интимие, лень.

Каждому надо протиснуться в щели,

верно пристроить и семя, и ген.

Тополь, каштаны, влюблённые в землю,

сеют. И тем объяснение смен

рас и эпох, и лесов. Сему внемлю.

Жизни закон до простейшего прост.

Вечной природы умно положенье.

Киса, отдвинь распушистейший хвост,

выполним вместе инстинкт размноженья!

No logic

Верные годы ничто не дают.

Ликом тоскующим счастья и чуда,

чую, не вымолишь там или тут.

Знаю, счастливее вор и паскуда,

чем омудрённые книгой какой,

музыкой, музой, казной одарённый.

В бурном потоке жену и покой,

жаль, не увидеть, увы, упоённо.

И оттого стоит жить, как живёшь.

Что предназначено, то и имеешь.

Стройность и лад, миролюбие всё ж

не гарантируют рая средь шеищ.

Теплю надежды любовь распылить,

кою роднейшая встречно поймает.

Нынче ж, пока её нет, буду лить

бель свою в ту, кто её принимает.

Л.Е.

Перед октябрём

Горячих стёкол, брызг

игра мигает разно.

Златой, алмазный прииск

огней то мутный, ясный.

Тем ночь не так темна.

Жираф молчит фонарный.

Дорога так ямна́,

кучна́. Тоска угарна.

Растрёпы, плеши крыш

и грязь на каждых лапах.

Рыжеет блик афиш.

Сырой осенний запах

влезает в летний нюх.

И щит зонта – спасенье.

Бесшумье – рай на слух,

а темь – отрада зренью:

без рези сует, глаз,

мозаик дел, идущих,

одежд. Забора лаз

забит от лишних, ждущих.

Как прищур, лунный серп.

Взгорают, гаснут окна.

Чрез зёрнышко-отсек

зонта я начал мокнуть…

«Чёрное зеркало», 1 сез., 3 сер.

С другим? Вино и свечи?

Вливанья чувств, слюны?

– Всё это нерв калечит,

последний что в груди.

И впрыски влаг до недр?

Вскипает тихий мозг.

Внутри раздал им щедро

по паре сотен розг.

Изменный нрав бессмертен.

Доказан факт тому.

Ведь лучше знать, что черти

соседствуют в дому,

чем думать, что то ангел,

что в фартуке, белье.

Не только мне тот факел

светил, темнясь в вранье.

До правды самой грязной

дорылся зря… не зря…

Хоть память стала язвой,

так лучше жить, чем вря.

Машистая

Кулон из злата, букв,

и свежим сеном волос,

и рот с окрасом клюкв,

шутливо-спелый голос,

набор объятий, тем,

широких блюд подача,

прия-приятность дерм,

уютность, ритм, удача,

сплетенье нежных жил,

милейший стан и облик,

и женско-детский пыл,

халатно-белый кролик,

волшебность фей в толпе,

прощенья, шик, мечтанья…

И это всё в тебе

в прекрасном сочетаньи!

Просвириной Маше

Present continuous

Мирок прогнил до самых жил,

насытил ленью, лярдом,

умы и честь вмиг сокрушил,

извёл добро, вкус правды,

вспоил всех красками с лихвой,

лишив природных вкусов;

мужичий дух сменил на гной,

всплодил рабов и трусов,

и шлюх поставил у плиты,

в алтарь загнал безверцев.

А дети-куклы – лжи плоды -

с улыбкой и без сердца.

Забыты все творцы страниц,

герои лет, дней смыслы.

Одни принцессы, и нет жниц.

Сор пикселей в всех, числа.

И мы все то, что мы едим.

Сердца врагов жрут к силе.

Но нынчий мир, что не един,

говно жуёт в злой были…

Roads of life

Каменный век подытожен,

бронзовый, медный, златой.

С глупыми бытность возможна,

кои с айфонной плитой.

С ними совсем несподручно.

В стенах ищу лаз и щель.

Путь их мне чуждый, разлучный.

Тропка – рифмичная гжель,

мною всё рыщется с кровью,

тёртостью плеч и ушей,